Чтобы свободно жить, человеку не нужно ничье разрешение.

Порою, сидя у окна в предзакатный час, я вижу то, чего ни одна женщина видеть не должна, то, что страшнее самой смерти. Те же видения являются мне и во сне. По улицам прогуливаются не люди, а манекены — женщины и мужчины — с пустыми глазами и со злобой в сердцах.

Кажется, они напрочь забыли как пахнет утро или как первый луч солнца ласкает кожу лица. Главное, что на башмаках у них — ни пылинки, и они с важностью рассуждают о том, об этом — обо всем, упиваясь собственной «мудростью». Земля стала тюрьмою для их душ. То, что смертельное равнодушие выстудило живой человеческий дух, ужаснее всего.

В таком мире, как наш, в мире, который мы сами сотворили собственными руками, сможет выжить, как мне кажется, только художник. Не ремесленник, не фабрикант, не ландскнехт и даже не правитель. Только художник, у которого есть своя мечта, он без колебания вступает в схватку с собственной душой, он отрицает закон толпы и бросает вызов слепящей тьме. И когда молния сжигает его дом, когда пламя пожара опаляет его плоть, когда сгорают все мечты, когда некуда бежать, он благодарит Бога, что остался жив. И в пустоте, на пепелище, он возрождается как Феникс из пепла, воплощая в жизнь свой новый пламенный замысел. Таким был Вольфганг Амадей Моцарт, мой дорогой герр Дейм-Мюллер, и, раз уж вы спросили про сына, то я подтверждаю: при крещении я дала ему имя Вольферль, поскольку Моцарт был его отцом.

На этом, моя сказка-быль заканчивается.

А теперь — Ваша история, граф Дейм-Мюллер. Какова она будет?

Мария Магдалена Хофдемель»

Я прошу читателя извинить меня за излишнюю нагруженность книги недомолвками, вольными или невольными загадками, таинственными серыми посланцами. Поскольку «тайна сия велика». И вот еще одна, надеюсь, что последняя эстафета.

Наконец-то я смог прочесть все манускрипты целиком. Разительная перемена, произошедшая во мне и моей жизни с того момента, как рукописи попали в руки, убедили меня в том, что сам текст и та сопережевательная миссия, которой он пронизан, не могут не вызвать нравственный «ветер перемен». Возможно, высокое предначертание этой рукописи в том, чтобы избавить человека от отравляющего малодушия и собственного бессилия?

Кто знает, может быть, фабула, сюжет и текст — всего лишь намек к переустройству или преображению окружающего мира? Как, например, те же невидимые законы природы, которые заставляют всех тварей на земле рождаться, расти и гибнуть, а веществу — участвовать в постоянном круговороте на Земле или его взаимному обмену.

Именно это и произошло со мной, когда я прочитал рукопись. Не знаю, в чем тут дело, но заслуживает ли все это вместе таких страданий? Посмотрим.

Что стоило, к примеру, для меня неожиданная смерть моего приятеля Виктора Толмачева — поклонника великого Моцарта, талантливого популяризатора и музковеда, направившего меня к русской графине первой волны Вере Лурье, а, по сути, — в самое сердце Моцартианы? Но это было только начало моего утомительного и жестокого steeplechase.

Из пяти исследователей, с которыми я поддерживал деловые и творческие отношения, в живых остался только один, доктор медицины Гунтер Карл-Хайнц Дуда. Он был участником триумвирата врачей, создавших блестящую россыпь книг о великом композиторе Вольфганге Моцарте. Уроженец Верхней Силезии герр Дуда, прекрасно совмещает деятельность врача-терапевта в Мюнхене с изучением всех перипетий жизни и смерти Моцарта. Этой тайне посвящены многие работы д-ра Дуды, в частности книга «Конечно, мне дали яд».

После выхода в свет обеих книг трех врачей, их авторы продолжали изучение обстоятельств гибели Моцарта, включившись в полемику с апологетами Сальери, в которой приняли также участие музыковеды, врачи и пушкинисты нашей страны. Тема Моцарта нашла в России талантливых последователей великого композитора в лице А. Пушкина и Н. Римского-Корсакова, Г. Чичерина, А. Улыбышева, И. Бэлзы.

2 ноября 1981 года преждевременная смерть оборвала жизненный путь доктора медицины, ведущего патографа Германии Дитера Кернера. Этот замечательный человек, врач и ученый, бесстрашно обращался к сложнейшим проблемам истории вообще и истории культуры, в частности. Врач по образованию, он с участием подлинного гуманиста думал и писал о человеке, его страданиях и завершении жизни, глубоко вникая во все тонкости терапевтического искусства, фармакологии и страшной науки, получившей название от имени неумолимого бога Танатоса и начавшей развиваться благодаря неустрашимой мудрости Леонардо, науки о смерти — танатологии.

Именно участие к страданиям человека породило создание обоих томов «Болезней великих музыкантов» Д. Кернера, и побудило его сосредоточиться на тайне смерти Моцарта и сделать столь весомый вклад в раскрытие этой тайны, волновавшей его буквально до последних дней жизни. Доктор Кернер и его соавторы отлично понимали сложность проблем, связанных не только с раскрытием загадки ХVIII столетия, но упорными попытками скрыть истину, длящимся, как уже говорилось, двести с лишним лет.

Мое участие в этой истории развивалось столь стремительно, что я даже не успевал проститься с тем или иным персонажем этого реального триллера, в сценарий которого его угораздило попасть. Словно могучим торнадо, судьбы вольных или невольных участников этого повествования были вовлечены в этот смертельный вихрь; и провидение внесло в свой мартиролог новые печальные коррективы.

Меня до сих пор тревожит неожиданный уход Дитера Кернера; тело этого талантливого доктора и литератора находят в одном из тупиков коридора в госпитале Майнца. Диагноз: тромб в сердце. Дело мужа продолжила его жена Сильвия Кернер, которая передала мне ряд материалов и рукописей мужа.

И тут новая потеря, о которой сообщил Гунтер Дуда: внезапная кончина доктора филологии Вольфганга Риттера.

Пришел черед и баронессы Веры Лурье, русской лирической поэтессы, эмигрантки первой волны. Следы обрываются. Остаются манускрипты, письма, документы, книги. Все это я взял с собой. Для работы, для исследования, а значит для того, чтобы восторжествовала истина.

Главное во всем хаосе событий и проблем было то, что я смог воочию удостовериться, как много искренних и честных людей оказалось в сфере моих интересов. Доктор Николаус Клоссет, скульптор и художник граф Дейм-Мюллер, очаровательная женщина, любимая ученица Моцарта Мария Магдалина Хофдемель, профессор истории музыки Гвидо Адлер, русский композитор Борис Асафьев, музыковед и композитор Игорь Бэлза, баронесса Вера Лурье, немецкие исследователи Гунтер Дуда, Дитер Кернер, Вольфганг Риттер. Все они — реальные персонажи истории, существовавшие на самом деле и внесшие свою лепту правды в историю жизни и смерти великого композитора Вольфганга Амадея Моцарта.