– Речь идет о королевском привратнике, – напоминаю я. – Человеке безупречной чести, имеющем воинское звание. Настаиваю на том, чтобы мне позволили увидеть его.

Он наклоняет голову ко мне.

– Его увели в город, – тихо отвечает страж. – Его уже здесь нет, миледи.

Меня держат в трех комнатах с видом на верхний двор Виндзорского замка. Внешнюю дверь запирают на ночь, а днем снаружи стоит охранник, который сопровождает меня, если я желаю прогуляться в королевский сад. Мне позволяют ходить куда угодно внутри стен замка, но не выпускают за его пределы. Комнаты просторные, со мной приехали две фрейлины и три горничные. Условия лучше, чем были у Катерины в доме коменданта Тауэра, да и свободы больше, чем там же было у Джейн. Я очень рада, что меня не заточили в Тауэр. Это было бы невыносимо – пойти по стопам арестованной сестры, видеть площадку, где казнили мученицу Джейн. По крайней мере, тут не так плохо.

Я живу тихо, дважды в день посещаю часовню, по дороге туда охрана идет и спереди, и сзади. Читаю, занимаюсь, шью и музицирую. Делать почти нечего, но зато я не стою на коленях перед ненавидящим меня тираном.

Пишу своей сестре Катерине о том, что я тоже вышла замуж по любви и тоже хотела лишь быть счастлива с хорошим человеком. Пишу, что и я оскорбила королеву этим поступком, однако надеюсь, что она простит нас с Катериной. Передаю послание управляющему замком, хотя не знаю, дойдет оно до сестры или останется у шпионов Сесила.

Томасу Кизу писать сложнее. Он не поэт вроде бедняги Неда Сеймура. Наши ухаживания не были полны красивых слов, поэтому я выражаюсь кратко и не надеюсь, что кто-то передаст ему мое письмо. Пусть я пишу только для шпионов, мне все равно. Томасу не нужны доказательства моей любви, как и мне его. Мы любим друг друга, мы женаты, мы знаем, что у каждого из нас в сердце. Каким бы лаконичным ни было послание, он знает, что я люблю его страстно и сильно, как величайший из поэтов, хоть мои строки так коротки.

Деревья в парке яркие, будто бронзовые, медные и золотые цепочки королевы, а цветы теряют цвет и лепестки, превращаясь в палки с растрепанной верхушкой. В конце лета стоят долгие теплые дни, и я постоянно взбираюсь по винтовой лестнице на башню, откуда видно реку и снующие по ней лодки. Королевская баржа не является за мной, хоть я и каждый раз высматриваю ее на закате.

Как-то вечером управляющий замком останавливает меня, когда я возвращаюсь в мою комнату, и говорит, что на следующее утро я уезжаю – надо собирать вещи.

– Меня выпускают? – спрашиваю у него.

Он склоняет голову, чтобы не выдать смущение, и становится ясно: меня не отпускают.

– Вы отправитесь к Уильяму Хотри, – негромко отвечает он. – Ненадолго, как я понимаю.

– Почему? – резко задаю я вопрос.

Тот снова кланяется.

– Миледи, мне не сообщили.

– Но почему к Уильяму Хотри?

Управляющий беспомощно разводит руками.

– Мне известно лишь то, что я должен сопроводить вас до его дома.

– Видимо, мне тоже ничего нельзя знать.

На путь из Виндзора уходит весь день, мы переезжаем реку и Чилтерн-Хилс, и я снова чувствую себя счастливой, оказавшись верхом на лошади. Гляжу на зеленый горизонт, на копны сена в полях и аккуратные деревушки, где люди выходят посмотреть на меня и стражей: рядом скачет мой конюх, за одним из охранников на дамском седле устроилась горничная.

Мы не несем знамя, поэтому никто не знает, что я пленница королевы. Это очередное подтверждение страхов Елизаветы. Королева не хочет давать стране знать, что без причины арестовала очередную кузину. Как только Катерину заключили в тюрьму, люди начали требовать ее освобождения, а также выражали недовольство арестом Маргариты Дуглас, потому что ее сын женился на сопернице королевы. Однако вряд ли кто-то будет выкрикивать мое имя, как это было с Катериной или Джейн. Никто не придет спасти меня: все друзья остались при дворе Елизаветы, в ее власти. Я потеряла свою семью. Мой дражайший надежный союзник – это мой муж, а я даже не знаю, где он, и не могу отправить ему письмо.

Сэр Уильям Хотри, приятный старик почти сорока пяти лет от роду, встречает меня у входа в его огромный дом в Чекерс вместе с богатой молодой женой и, взяв меня за руку, ведет внутрь. Он относится ко мне со странной смесью уважения – ведь я сестра единственной наследницы трона – и беспокойства – ведь его заставили держать меня здесь под домашним арестом.

– Сюда, – любезно говорит он и ведет по лестнице в северо-восточное крыло. Хотри открывает дверь в крошечную комнату, где помещаются только кровать, стол и стул. Я моментально отшатываюсь.

– Где мои покои? – спрашиваю я. – Здесь оставаться невозможно.

– Так велела королева, – неловко отвечает он. – Думаю, вы пробудете тут всего пару ночей. Другой надежной комнаты не было… – Хотри замолкает.

– Сэр Уильям, я не сделала ничего плохого, – убеждаю его.

– Я в этом уверен, – спокойно говорит он. – И вас обязательно помилуют и вызовут обратно ко двору. Это ненадолго, всего на одну-две ночи.

Я осматриваюсь. Горничная топчется у порога – в комнате мы едва ли развернемся вдвоем.

– Вашу горничную поместят рядом, а в течение дня она будет находиться с вами и подавать еду, – сообщает сэр Уильям. – Для поддержания здоровья вам разрешается гулять в саду.

– Я не могу так жить.

– Вам и не придется! – заверяет он. – Это продлится недолго. Уверен, она простит вас, и вы вернетесь.

Хотри снова показывает, чтобы я зашла в комнату, и я повинуюсь. Мысль о его прикосновении вызывает ужас. Не хочу, чтобы меня толкали или поднимали вверх. Никто не должен считать, что меня можно просто так поднять и поставить куда угодно без моего согласия. Я подхожу к маленькому окошку, придвигаю табурет, чтобы посмотреть на парковую зону. Красиво, как в моем родном Брадгейте. Боже, такое чувство, что это было десятки лет назад – юные Джейн, Катерина и я в нашем доме.

* * *

Сквозь квадратные стекла высокого окна видно закат. Стоит прекрасный вечер, садится солнце, восходит луна. Я загадываю желание, как делала с детства; Джейн всегда говорила, что это языческий бред и надо молиться о желаемом, а не тратить мысли на пустые мечты. Вечерняя звезда кажется маленьким бриллиантом на горизонте, и я прошу ее и все остальные звезды в небе о свободе для себя и Томаса.