— Батюшки! — по-бабьи ахнула Авдотья. — Ты-то куда? Сапожищами да на стол! А ну, слезавай с кумача!

Ах, не про то, быстро подумал Павел Романович. Неужели не видит, что сейчас это вовсе не глупый, зарвавшийся мальчишка, которым она его знает? Теперь он остервенился от страха и крови и еще не вполне отошел от хмеля — так что можно ожидать все что угодно.

Агранцев, по всему, тоже это понимал. Дохтуров заметил быстрый особенный взгляд, которым тот окинул горницу.

«Решает, сумеет ли достать прыжком, — понял Павел Романович. — Но далеко — не достанет».

И тут Авдотья решительно направилась к столу.

— Стой! — завопил Лель. — Это все из-за тебя, сука! Зачем пошла с этим лясы точить?

— Тебя, заплевыша, не спросила, — спокойно отозвалась Авдотья. Она повернулась и сказала Павлу Романовичу: — Да вы на него не смотрите. Известно, он у нас парень с дурцою. Я велю его выпороть.

Павел Романович прежде не раз видел выражение злобы на человеческом лице, но такой ярости еще не встречал. Лель подпрыгнул на месте, плюнул — и выпалил с двух рук.

Будь он поопытней да более ухватист — влепил бы сначала пулю ротмистру, как самому опасному противнику. Но злость и уязвленная гордость заставили поступить по-иному.

Два первых выстрела ударили Авдотье в спину. Она вскинулась, но не упала и даже сумела обернуться — чтобы получить два следующих в лицо.

Это и дало ротмистру шанс. Правда, совсем крохотный.

Агранцев прыгнул вперед, тускло блеснул занесенный назад клинок. Но, как ни стремительно действовал ротмистр, расстояние было слишком большим. Лель успел повернуться.

Снова ударили выстрелы — парно, залпом.

Мелькнула в воздухе шашка. Столь быстро, что ее движение было невозможно проследить.

А потом Лель упал.

Как-то неловко сковырнулся прямо под стол. И выглядело это странно — будто он поскользнулся на ровном месте.

Павел Романович устремился к столу. Посреди, на кумачовой скатерти, стояла пара желтых американских ботинок. И все.

Получалось, что Лелю каким-то образом удалось выскочить из своей обуви, не затрудняясь развязыванием шнурков. Непонятно. Прямо-таки иллюзион.

И тут же Дохтуров понял свою ошибку. Ноги злополучного Леля по-прежнему оставались в ботинках — но только ступни, отсеченные по щиколотку. Шашка ротмистра сбрила их, словно колосья. Это казалось невероятным, но так и было на самом деле.

Дохтуров обогнул стол — Лель лежал на полу, разбросав руки в стороны. Револьверы валялись поодаль. Павел Романович нагнулся, приподнял голову, и мальчишка спросил шепотом:

— Как… это…

Но отвечать не было надобности: глаза у Леля закатились, он запрокинулся назад, со стуком ударившись затылком о доски.

— Господин доктор, — послышался голос Агранцева. — Вас не затруднит подойти, когда с этим пареньком закончите?

* * *

«Дурак. Трижды дурак! Самонадеянный глупец!»

Это были самые мягкие выражения, адресованные Павлом Романовичем самому себе. Но если б запоздалые сетования имели хоть малую толику пользы, жизнь на земле непременно переменилась бы к лучшему.

И все же извинить себя Дохтуров никак не мог. Их экспедиция потерпела фиаско на всех фронтах, и в том имелась его доля вины.

Планы были отличные, чего не скажешь о результате: бронепоезд погиб (тут, правда, личная причастность Павла Романовича не просматривалась, но тем не менее), литерный поезд вот-вот прибудет на станцию — прямехонько в руки красным. Фотограф, вызвавшийся быть проводником, погиб. Как и Авдотья. И с нею вместе — трое из красного батальона. Эти, конечно, сами виноваты. Знали, на что идут. Но все же… Лель, правда, пока еще жив, но для него самого было б лучше поскорее отдать Богу душу.

И самое главное: ротмистр Агранцев ранен двумя выстрелами. По всему, ранен смертельно — в живот.

Умей Павел Романович побыстрее ориентироваться, да отвлеки на себя вовремя Леля — может, и удалось бы избежать сей ужасающей кровавой бани. Но не сподобил Господь к военной ловкости. Вот лечить — это пожалуйста.

…Обратный путь из дома, служившего комиссарским штабом, до знакомой фанзы занял втрое больше времени. Вахмистр нес захваченные обратно карабины, Павел Романович поддерживал ротмистра. Двигаться пришлось осторожно, от угла до угла. На счастье, коммунаров на улицах не оказалось: должно быть, сосредоточились возле путей, готовясь к прибытию литерного.

Большую часть Агранцев прошел сам, и только под самый конец, когда дома состоятельных горожан остались позади и начались китайские выселки, ротмистр обессилел. Тут уже понесли его на руках, на пару с вахмистром. Еще в «штабе» Павел Романович наложил раненому тампонированную повязку, что остановило кровотечение. Но и только.

Китаец и китаянка оказались на месте — словно и не было этих нескольких часов. Вахмистр сказал им что-то на местном наречии, показал на Агранцева. Те согласно закивали, не выказав ни малейшего удивления.

Оставив ротмистра на их попечение, поспешили за околицу, в лес. Там, на опушке, Дохтуров окликнул Анну Николаевну. Сперва тихо, потом погромче.

Никакого результата.

Затененная кустами ложбинка, где они оставили мадемуазель Дроздову, была пуста. Куда ж она подевалась? И ни записки, ни какого-нибудь знака.

Павел Романович огляделся по сторонам. Давно миновал полдень, становилось жарко. Солнечный свет сеялся сквозь листву, светлыми пятнами разбегаясь по лесной подстилке. Где-то поблизости, невидимая, заливалась птица неизвестной породы. Послышалось шуршание, мелькнула маленькая тень. Павел Романович повернулся — на ближней сосне, глядя из-за ствола, притаилась белка. Увидела Дохтурова, блеснула глазами-бусинками, зацокала.

— Ваше благородие, вы говорили, будто коней-то недалече оставили? — неловко спросил вахмистр. Он тяжело дышал и вид все время имел самый виноватый — понимал, что в критический момент оказался не на высоте положения. Но у Павла Романовича не было к нему претензий.

— Да, где-то здесь. Их стреножили, так что они не могли уйти далеко. И вот что: прекратите глаза прятать! Нисколько я вас не виню. Такая там карусель закрутилась… Я виноватей вашего, у меня ведь руки оставались свободны.

— Эх, доктор! Вы — человек штатский, а мне по службе положено…

— Что положено? Воевать в одиночку против целого батальона? Все, довольно. Давайте лучше искать нашу знакомую.

Искали долго, но тщетно. К тому же поиски сдерживались тем обстоятельством, что ни вахмистр, ни Павел Романович не решались кричать особенно громко — неизвестно, кто тут мог шнырять по соседству.

— Ушла, — заключил вахмистр спустя четверть часа безрезультатных розысков. — Вона как все облазили. Котенка б сыскали, не то что девицу.