Трупы я приказал с наступлением темноты вывезти в другое место (о чем знают только генерал Мельников* и Вадис) и захоронить их. После этого мы Фриче отправили обратно, а сами пошли по рейхсканцелярии.

Там в подземелье в два этажа были десятки комнат и кабинетов, которые завалены ящиками, разбитыми, с провизией, остатками вина, колбас, консервов, хлеба и т. д. На полу валяются фашистские железные кресты и ленты. Валялись клочки сожжённой бумаги, папок. В общем, полный разгром. Было несколько трупов в офицерской форме.

(В 1955 году мне по роду службы пришлось быть на месте захоронения. Там наши военнослужащие, об этом ничего не зная, устроили беседку, столики и в перерывах от работы под деревьями распивали чай).[294]

На следующий день мы поехали с Фриче за город, куда вывезли трупы девочек Геббельса. Я подвел его и спрашиваю, как звали их, словно я уже знал, чьи это дети. Фриче посмотрел на 4-летнюю девочку и с грустью сказал: «Вот эта Грета, недавно сидела у меня на коленях и весело щебетала, а вот Гертруда, а это Гильда», и закачал головой.

Всех девочек звали на букву «Г». Я спросил: «Почему?» Фриче ответил: «Доктор Геббельс и Магдалина захотели так назвать в честь Гитлера».

Я ему сказал, что в Советском Союзе немцы уничтожили десятки тысяч таких детей, и даже грудных детей. Далее спрашиваю: «Как же они умерли?» Фриче начал рассказывать.

Когда фюрер и Геббельс решили покончить с собой, Магдалина вечером сказала девочкам, что в Берлине грипп и надо всем сделать уколы. Я спросил, кто делал уколы. Фриче отвечает: «Хотя в рейхсканцелярии и был всегда профессор Морель, лечивший Гитлера и других, но, я думаю, он сбежал, и уколы девочкам делала фрау Геббельс».

«Какая жестокость! — подумал я. — Они думают, что придут русские и так же будут уничтожать немцев и детей, как это делали у нас гитлеровцы». Я поручил заместителю ОО фронта Мельникову продолжать допрос и расследование по Гитлеру и ежедневно докладывать мне результаты.

Попутно запишу о проведенных мероприятиях Военного Совета фронта в эти дни.

23 апреля, т. е. когда уже войска фронта окружили Берлин, а передовые части вступили в город, был издан приказ, в котором сказано: «Вся власть управления на территории Германии, занятой Красной Армией, осуществляется военным командование через военных комендантов городов. Исполнительная власть создается из местных жителей: в городах бургомистры и старосты, которые несут ответственность перед военным командованием за выполнение населением всех приказов и распоряжений». Здорово сказано. Вот как мы с непобедимыми немцами поступаем.

28 апреля комендант Берлина генерал-полковник Берзарин издал приказ № 1 о переходе всей власти в г. Берлине в руки Советской военной комендатуры.

Фашистская партия и ее организации распускаются, и их деятельность запрещается. Нам это всем было радостно, но пришлось в срочном порядке им восстанавливать торговлю, транспорт, метро, свет и т. д.

Теперь расскажу, что предпринимали в те дни бежавшие из Берлина Геринг и Гиммлер в английской и американской зонах. Вот что нам рассказали американцы.

Гиммлер, этот палач народов, решил замаскироваться и таким образом уйти от ответственности. До 21 мая 1945 года Гиммлер бродил с двумя охранниками, переодевшись в гражданское платье. 21 мая в районе г. Бремерверде (английская зона) Гиммлера задержали русские патрули. Наших русских военнопленных англичане привлекли для усиления патрулирования.

При задержании Гиммлер предъявил удостоверение, что он Хизигер, а не Гиммлер. Глаз дли маскировки был перевязан черной лентой. Русским показалось это подозрительным, и они задержали Гиммлера, направив его в английскую комендатуру, где он сразу сознался, что является Гиммлером, и потребовал, чтобы ему устроили встречу с фельдмаршалом Монтгомери* (командующий английскими войсками).

В комендатуре Гиммлера тщательно обыскали (догола) и изъяли ампулу цианистого калия. Затем приехал английский полковник из штаба Монтгомери и приказал еще раз обыскать Гиммлера. По окончании обыска Гиммлеру предложили открыть рот. Он сжал челюсти и раскусил ампулу. Этот подлец понял, что ему придется отвечать за преступления, и решил таким образом покончить с собой[295].

Преступник № 2 Геринг удрал из Берлина при подходе наших войск примерно в двадцатых числах апреля. Геринг старался установить связь с Эйзенхауэром*.

Вместе с этим он 23 апреля дал телеграмму Гитлеру, что в связи со сложившейся обстановкой берет на себя всю власть по Германии. Ночью в тот же день по указанию Гитлера Геринг был арестован эсэсовцами, но когда его вели, Геринг увидел офицеров ВВС, т. е. своих подчиненных, и они его освободили.

И несмотря на то, что над Берлином взвилось Красное Знамя Победы, Геринг все ещё продолжал пыжиться. 9 мая он послал парламентера к командиру американской дивизии сказать, что хочет вести переговоры. Командир дивизии задержал его и разместил в особняке, разрешив приехать жене Геринга и прислуге. Но затем был помещен в Нюрнбергскую тюрьму вместе с 20 другими преступниками, где и судили.

1 октябри 1946 года, когда Герингу объявили решение Нюрнбергского трибунала о смертном приговоре через повешение, то этот палач, расстрелявший и повесивший тысячи мирных людей, перетрусил и начал ходатайствовать, чтобы его помиловали или заменили повешение расстрелом. Ему Контрольный совет отказал в просьбе.

15 октября 1946 года, когда пришли за ним в камеру, чтобы его повесить, он уже корчился на кровати и хрипел, раскусив ампулу с цианистым калием. Ампулу могла передать его жена, которая посещала его, и, кроме того, как мне докладывал генерал Мальков*, которого я посылал в Нюрнберг для участия в приведении приговоров над осужденными преступниками, Геринг в камере жил вольной жизнью и имел возможность хранить эту ампулу.