Ты стал слишком взрослый, Сигурд… Я не могу управлять тобой, я тебя не понимаю, ты стал слишком сложен для того, чтобы я могла просчитывать тебя… И слишком сильный, чтобы могла навязать тебе свой взгляд, свою волю.

Но ты всегда был независим. Ты подчинялся только в том, в чём сам хотел подчиниться…

Глава 6. Где сердце

Я спешил. Почти как когда-то в Норборн. Тогда я летел спасти её. Теперь — себя. Или чтобы убить нас обоих.

Я ещё не знал, от неё я хочу спастись, от её лжи, от лжи моей матери и остальных, я не знал, во что мне верить…

Я должен увидеть её. Я всё пойму по ней. Я прочту. И то, чей ребёнок, и то, что было в Чумном походе. Та, кем я дышал столько лет, не сможет солгать так, чтобы я не увидел. Если я не понял раньше, не разобрался в её лжи, может быть смогу теперь, когда я ободран, когда я без кожи, когда даже рёбра вырваны и моё сердце обнажено и чувствует всё…

Пять с половиной недель не было Сигурда. Я знала теперь, что ребёнку во мне почти двенадцать, три месяца… Я могла теперь почувствовать круглый как очень большое яблоко, как Сигурдов кулак, бугор у себя над лоном, особенно, если лечь на спину. Всё тело моё менялось, и я каждый день с новым удовольствием наблюдала эти перемены.

Но эта немая разлука изводила меня. Где ты, Сигурд?! Почему ты пропал так надолго, почему не написал ни слова. Исольф прислал несколько коротких записок о том, что конунг нездоров немного из-за этого и задержался в бывшей вотчине… Но я чувствовала, что в этих записках он мог написать лишь то, что ему позволили, чтобы не слишком беспокоились здесь и не предприняли мер. Но что такого там могло произойти, что надо было скрывать?

Сердце отказывалось верить в дурное, в серьёзную болезнь моего прекрасного, моего любимого, моего конунга. Я была слишком счастлива сейчас, чтобы почувствовать какую-то беду. То моё предчувствие, что терзало меня перед его отъездом, теперь казалось причудой беременной. Как и ушедшая холодность… Сигурд, знал бы ты, сколько желания накопилось во мне за эти недели, забыл бы все свои обиды. Вернись поскорее…

Они прилетели как вихрь на конях на площадь Сонборга. Сигурд без улыбки, бледный, с горящим взором, будто пытается прожечь мне кожу, Исольф в смущении, не смотрит в лицо. Что там было, Боги?!

Она спускается с крыльца, быстро, лёгкая, как всегда, даже шаги не слышны по ступеням, будто не ступает, будто воздух под подошвами у неё. Ходят так страшные грешницы и лгуньи?.. Слаще женщины нет в Свее…

Как похорошела ещё… откуда берётся столько красоты? Столько света в лице, с глазах… В ней будто зажжён огонь…

— Ждала мужа? — спрашиваю я.

Я хочу увидеть, смутится ли. Может быть, тень пробежит по лицу? Может тень тени. Я увижу всё. Сейчас я всё увижу, я никогда ещё не был таким зрячим…

Он спрашивает так страшно, он искрит будто. Не злостью, не гневом. Напряжением всех сил ума и души. Почему? Он знает о будущем отцовстве. Не может не знать, вся Свея оповещена, не могло это известие его обойти… И что же? Это что, испугало его?.. Но разве испуг я вижу?…

Гуннар, спешит через площадь в сопровождении Гагара и Скегги. Но Сигурд едва здоровается с ними, не отрывая взгляда от меня.

— Простите, воеводы, сейчас очень важное дело. После всё. Всё после, — говорит Сигурд и подходит к Сигню, протянув ей руку. Она немного растеряна, она всматривается в него, как и мы не понимая, что с ним.

Когда они поднялись на крыльцо и исчезли за дверями, мы обращаемся к Исольфу, который прячет, похоже, глаза от нас.

— Что случилось, Исольф?!

Что я могу ответить товарищам? Что конунг во власти наваждения? Я так не думаю. Он не поверил. Но и поверил. Он хочет узнать. Он хочет знать. Только через неё он может узнать. Никто не свидетель, ничто не доказательство. Истина у неё, в её сердце, в её душе. Что я могу ответить товарищам?

— После, друзья, всё после, — говорю я.

И потом вспоминаю, главную новость Свеи за много лет:

— Правда Сигню понесла?

По их улыбкам и просиявшим лицам, больше, чем по словам, вижу — правда. Хотя бы что-то правда в этом мире, сходящим с ума на моих глазах последние несколько недель…

Сигурд сжал мою ладонь так, что она онемела. Мы вошли в его келейку, где он любит проводить время, где ведёт свои записи и важные переговоры.

Заведя меня, он закрывает за нами дверь на задвижку.

Тужурку он сбросил ещё в сенях. Как и шапку и плащ. На мне же только платок тёплый и был, налегке выскочила милого встречать. И не наряжалась сегодня, неожиданно прискакали, без предупреждения. Будто не успеть боялись или убегали? Что там было в Брандстане?..

Я спросила…

— Не важно, что было в Брандстане, Сигню, важно, что происходит здесь, — говорит Сигурд, опираясь кулаками в свой стол.

— Здесь? — я не могу понять. Здесь, это в этой горнице сейчас? В Сонборге? между нами? Здесь, это где, Сигурд?!

Он читает мои мысли сегодня ясно как никогда:

— Здесь, — он протягивает руку и указывает пальцем мне в грудь, где сердце.

Боги! Я не могу его понять, откройте и мне ясность ума, которая в его власти сейчас, ибо он видит и знает то, чего я не знаю…

— Чей ребёнок, Сигню?

— Ты что?! — я отшатнулась.

Но он наступает:

— Ты не хотела спать со мной.

Я качаю головой, будто пытаюсь напомнить, что не отказывала всё же… да и причём здесь это?! Это было следствием… Это уже после…

Но он не слышит, жжёт меня взглядом, сжигая кожу. Он хочет добраться до тайн, до тайн, которых нет. Что за зверь вселился в него в брандстанских лесах и долинах?

Она искренне растеряна… Или так хорошо научилась притворяться… Но она здесь, так близко, я чувствую тепло её кожи сквозь платье. Через расстояние, ещё сохраняющееся между нами. «Слаще Свана не найти женщины в Свее…» откуда знала это та шлюха, если это знаю только я?

Я прижал Сигню к стене… слаще женщины нет…

Все, с кем я был… Чего я искал? Искал такой же сладости… но откуда ей взяться