— Да-а, было дело! — усмехнулась Светлана. — А помните, девочки, как… — И этим воспоминаниям не было конца…

Домой Марина собралась в четыре часа — пора было ужин готовить. Распрощавшись с «девчонками», они с Марьяшей вышли во двор. Палисадник у подъезда был засажен петуньями, маргаритками, «львиным зевом» и ароматным табачком. Марьяше захотелось потрогать цветочки. Марина присела около неё на корточки и стала рассказывать, как каждый называется, дала внучке вдохнуть их аромат.

Выпрямившись, она вдруг увидела у соседнего дома, стоявшего рядом с Нинкиным машину, из которой вышел… её Женя. Марина собралась было окрикнуть его, помахать рукой, но в это время из салона выбралась довольно молодая и красивая женщина. Она подошла к Евгению, и, прижавшись к нему, сказала что-то смешное, потом потрепала по волосам. Он нежно обнял её за талию, и они скрылись в подъезде.

Марина замерла, глядя на дверь, которая скрыла сладкую парочку и навеки отделила прежнюю её жизнь от той, что начала отсчёт с этого мгновения. Ей показалось — свет померк. У ног расшалилась Марьяша, дёргала бабушку за юбку, но та была, словно каменная, ничего не слыша и не видя вокруг. В её глазах словно застыла одна картинка: Женя обнимает чужую женщину… Наконец шок немного прошёл: «Видимо, она живёт тут. Он к ней приехал! Значит, я не обманулась тогда, зимой!». Ей вновь вспомнилась его рубашка, растерянный взгляд… Да, врать он никогда не умел. Поэтому и я не могла поверить своим подозрениям». Она ещё какое-то время стояла, уставившись в одну точку, ноги сделались ватными. Но вот она стряхнула оцепенение, взяла Марьяшу за руку и медленно побрела к автобусной остановке. Пока ехали к дому, сидя у окна, её мысли перескакивали с одного воспоминания на другое. Мгновения их жизни…

Открытья делаем порой, что словно гром средь ясна неба, что враз меняют весь настрой: «Засохли чувства коркой хлеба!». Когда-то было их чрез край, как на дрожжах они вздымались. И жизнь плыла… не жизнь, а рай, и страсти вечно было мало. Когда любимые глаза, казалось, жгут огнём и плавят, когда бессильны тормоза пред чувством, льющим горной лавой. Не вечен ни один вулкан! Всё покрывалось грудой пепла. Жизнь нам расставила капкан, в него мы вкрались незаметно. Минули годы, и ветра в нас всё живое иссушили. Настала странная пора: фарс ранит сердце острым шилом. И равнодушие в очах. И безразличие на лицах. Погас наш пламенный очаг! Осталось лишь слезе пролиться…

Но слёз не было. Как-то буквально в одно мгновение душа заледенела, сделалась камнем. По пути из гостей они с внучкой зашли в садик за Зарочкой. Потом отправились домой. Там Марина Михайловна, как на автомате, поставила на плиту разогреваться бульон, принялась резать овощи для борща, который так любил Евгений. Она и не заметила, что стала думать о нём в прошедшем времени, будто его не стало в её жизни. В половину седьмого вернулся с работы и он сам. У него было прекрасное настроение. Зашёл на кухню, сделал попытку обнять жену, но она выскользнула из его рук и молча, опустив глаза, принялась тонкой соломкой строгать свёклу и морковь.

— Мариш, ты почему такая грустная? Или мне кажется? Что-то случилось?

Марина молчала. Евгений сел за стол напротив жены, внимательно вглядываясь в её лицо, затем коснулся её руки:

— Марин… Ну скажи что-нибудь. Я в чём-то виноват?..

Марина вдруг посмотрела мужу в глаза:

— Где ты был?

— Где я был?.. Странный вопрос. На работе… Сегодня даже без задержки удалось вернуться, автобус сразу подошёл.

— Не надо, Жень! Не опускайся до вранья. Мне неловко за тебя. Я видела тебя… с ней, с этой молодой женщиной у её дома, вы на моих глазах нежничали друг с другом и потом вошли в подъезд. Так что…. Знаешь, я ведь давно всё знаю, с той самой корпоративной вечеринки по поводу пятилетия вашей фирмы. Молчала только потому, что до конца не была уверена в своих подозрениях. Но сегодня я с Марьяшей была в гостях у Нинки, и, когда мы с внучкой вышли из её дома, там увидела тебя. Случайное совпадение, но я даже рада этому. Любая, самая тяжёлая определённость лучше, чем обман.

Евгений молчал, опустив глаза. Машинально вертел в руках солонку.

— Женя, я не собираюсь быть обузой в твоей жизни. Ты знаешь мою позицию. Полюбил другую — я тебя не держу. Ты не мальчик, сам всё прекрасно понимаешь.

— Марина, я должен объяснить… Выслушай, пожалуйста!

— Разве в такой ситуации что-то нужно объяснять? Я всё понимаю. К тебе у меня нет никаких претензий. Мы с тобой прекрасно и счастливо прожили жизнь. И я тебе благодарна за всё. Мы вырастили хороших детей. Я никогда не считала тебя своей собственностью. Ты волен поступать, как считаешь нужным.

— Нет, Марина, ты не понимаешь. Мне дорога моя семья! Она гораздо важнее этого временного увлечения. Пойми меня, ну пожалуйста! Как это говорят? «Бес в ребро…» Захотелось под старость чего-то этакого…

— Когда семья действительно дорога, так не поступают, Женя! Значит, ты был к этому уже морально готов, это не приходит в один момент, это зрело в тебе, и процесс этот необратимый. Нельзя вернуть любовь, если она утекла сквозь пальцы. Чего-то «этакого» хочется только тогда, когда в душе образовалась пустота. Кто из нас виноват в том, что она образовалась… я не знаю. Скорее всего, оба. Не вижу смысла продолжать этот бесполезный разговор. Тебе придётся что-то предпринимать, задуматься о том, как жить дальше. Мне тяжело будет видеть тебя после всего случившегося. У тебя теперь есть, с кем обсудить свою дальнейшую судьбу. Так что, решай всё быстрее. К деду подбежала Марьяшка, попросилась на ручки, стала о чём-то его спрашивать. Марина подошла к плите помешать почти готовый борщ — и вдруг услышала внучкины слова:

— Деда, ты почему плачешь? Тебя кто обидел? — Марина резко обернулась и взглянула на Евгения. В его глазах действительно стояли слёзы, а Марьяша гладила его по щеке и заглядывала ему в глаза, потом повернулась к Марине:

— Буся, бедный деда…

Евгений поднялся и с ребёнком на руках ушёл в гостиную. А Марина, совершенно обессиленная разговором, выключила газ под готовым борщом, села на стул и, уронив голову на руки, разразилась, наконец, беззвучными слезами…

Вернулась с работы Яна. Марина Михайловна к этому моменту уже взяла себя в руки и старательно изображала приветливость и добродушие. Дочка-то тут причём? Да и зачем ей знать о том, что произошло? Разумеется, когда-то она узнает… Но не сегодня. У неё, бедняжки, своих проблем выше крыши! Зачем портить ей настроение? Яна появилась на кухне жизнерадостная и, обняв мать, спросила:

— А что сегодня на ужин? О! Борщ! Мамулька, я обожаю твой борщ. Классно! Я голодная, как сто чертей! Все остальные ели? Нет? Тогда пошли со мной за компанию! Девочки, папа! За стол!

Все собрались за столом, кроме Евгения Ивановича. Тот буркнул, что не голоден, включил телевизор и улёгся на диван.

Когда поели, Яна подошла к отцу, присела около него на корточки и, погладив по руке, спросила:

— Папка, ты чего сегодня какой-то не такой, грустный, что ли?