Шведы встрепенулись, загрохотали пушки шведских кораблей, но было поздно. Дальше события следовали по плану Апраксина. «Когда г. генерал-адмирал усмотрел, что наши первые 20 скампавей прошли, тогда дан указ бригадиру Лефорту, капитанам Дежимону и Грису, чтоб они на 15 скампавеях за первыми следовали. И по тому указу оные исполняли». Пятнадцать скампавей Лефорта устремились проторенной дорогой.

Шведы между тем спустили шлюпки и начали медленно разворачивать исполинские корабли в сторону моря. Но Ватранг упустил время и не успел. Апраксин воспользовался очередной ошибкой неприятеля. Флигель-адъютант исправно вел запись в журнале генерал-адмирала. «И… неприятель… трудился, корабли снова буксировал. К тому ж начался быть малый ветер, что более неприятелю дало способ; и шли к нашим скампавеям, и из пушек довольно стреляли. Однако ж наши, не смотря на то, шли на гребле зело порядочно. В шхеры вошли и с первыми случились благополучно».

Если бы сражение случилось спустя месяц, конечно, все маневры неприятеля укрылись бы от глаз Апраксина, но сейчас в море, несмотря на полуночное время, обстановка просматривалась даже без подзорной трубы.

Шведы оплошали еще раз. Ватранг отошел мористее, освобождая прибрежный фарватер.

Адмирал кинул мимолетный взгляд на восток. Там уже забрезжила алая полоска рассвета.

— Поднять синий флаг! С Богом, братцы! Навались!

Почти семь десятков скампавей ринулись на прорыв.

«Наш генерал-адмирал положил, что со всем гребным флотом пробиться сквозь неприятеля… В 4-м часу пополуночи пошли все скампавей одна за другой: в авангарде шел г. Вейд, за ним следовал г. генерал-адмирал, потом ариергардии генерал князь Голицын. И когда неприятель наши скампавеи усмотрел… стреляли из пушек жестоко… Однако ж… наши скампавей прошли счастливо и так безвредно. Что только одна скампавея стала на камень…»

Вся гребная флотилия Апраксина в полдень 27 июля 1714 года стояла перед входом в Рилакс-Фиорд. Эскадра контр-адмирала Эреншёльда: фрегат, девять галер с сотней пушек и тысячью солдат на борту, оказалась наглухо заблокированной. Апраксин осмотрелся и принял решение: «Г. генерал-адмирал учредил флот к бою последующим образом: от авангардии, под командою г. шаутбенахта корабельного и генерала г. Вейда, с правой стороны для абордирования неприятельских галер на 9 скампавеях помянутый г. генерал Вейд и капитан-командор Змаевич; с левой стороны столькими же скампавеями генерал-адъютант Ягужинский… Было направлено предложение к командующему… шведскою эскадрою шаутбенахту Эреншёльду, чтоб… отдался без пролития крови».

Эреншёльду пришлось выслушивать русского парламентера генерал-адъютанта Ягужинского:

— Главнокомандующий адмирал Апраксин предлагает вам капитулировать, чтобы избежать потери крови.

Для Эреншёльда такой исход событий казался оскорбительным.

— Адмиралы его королевского величества еще ни перед кем не спускали флаг. «На этот раз русские получат предметный урок», — не сомневался шведский контр-адмирал и был по-своему прав, надеясь на превосходство в пушках. По крайней мере, он предполагал с успехом отбить атаку русских галер.

Наступил решающий этап сражения. «Г. генерал-адмирал дал сигнал авангардии нашей оного атаковать… Атака началась 2-го часа пополудни и продолжалась… до 5-го часа… Хотя неприятель несравненную артиллерию имел перед нашими, однако ж по зело жестоком сопротивлении перво галеры, одна по одной. А потом и фрегат флаги опустили… Того ж числа, кой час оная баталия окончилась, без всякого меднения г. генерал-адмирал учинил сигнал идти со всеми судами… к Гангуту, дабы неприятель не мог в том месте флотом своим заступить…»

Адмирал Ватранг не стал испытывать судьбу еще раз. Эскадра в тот же день снялась с якорей. Настала пора думать об обороне. Русский флот нацелился на берега Швеции…

— Воистину, нельзя описать мужество наших как начальных, так и рядовых — восхищался Петр после боя. — Все, братцы, бывало, — сказал Петр, рассматривая шпагу шведского адмирала. — Брал я шпагу у генерала и фельдмаршала, а вот адмирала флота в полон впервые приглашаю. Дай Бог не последнего!

В тот же день он повелел объявить о славной победе всей России.

«Всемогущий Господь Бог Россию прославить изволил, ибо по много дарованным победам на земле, ныне и на море венчати благоволил, бывшею викториею вас поздравляем, извольте немедленно напечатать и с сим посланным довольное число отпустить в Москве и по губерниям».

Спустя неделю Андреевский стяг флагмана флота Апраксина реял у Аландских островов. Финляндия была побеждена. А еще через месяц адмирал отправился к берегам Швеции и высадил первый десант на ее берегу у города Умео.

В Стокгольме панически заметались советники короля, никто не ожидал такого внезапного поворота событий. На исконную землю короля Карла XII ступила нога русского солдата…

В Стокгольме горевали, а Петербург праздновал морскую викторию. «Государь желал почитать Гангутское сражение наравне с Полтавским».

По Неве тянулся караван плененных шведских кораблей. Салютовали пушки Петропавловской крепости, гремели литавры. По Троицкой площади плелись, пригнув головы, Эреншёльд с офицерами и 500 шведских моряков.

Моряки на кораблях, солдаты в палатках, народ на площадях справляли общее торжество.

Сенат тоже чествовал победителей. «Князь-кесарь Ромодановский встретил Петра как слугу России и, принявши от него рапорт и рекомендательное письмо генерал-адмирала, возвел в чин вице-адмирала, которым, как кровной заслугой, дорожил он более, нежели титулом Царским».

Делу время, потехе час. Наступили будни. Флот готовился к зимовке. На стапелях, где возможно, ладили навесы над остовами кораблей. В конторах фискалы проверяли, куда идут казенные деньги.

Канцелярия князя Василия Долгорукого потребовала от Меншикова отчета в расходовании миллиона рублей.

За махинации с подрядами на хлеб царь взыскал со светлейшего сполна. С тех, кто был замешан в этом деле, Головкина, Ульяна Сенявина, Кикина, тоже взыскали все деньги и штрафы. Кикина царь лишил всех должностей, званий, регалий и выслал в Москву.

С Апраксиным состоялся особый, суровый разговор.

— С коих пор имя свое позоришь? — спросил царь.

— Сам не ведаю, государь, — в замешательстве краснел Апраксин. В последнее время он все чаще обращался к царю по титулу. — Каюсь в грехах своих, истинно не за корыстью, а токмо думалось, благое дело, — будто исповедовался Федор Матвеевич.

— Сам вижу по розыску, ты ни полушки не взял. — Петр вздохнул. — Помнишь, сказывал ты, «с кем поведешься, у того и наберешься». Поостерегся бы эту шельму, Данилыча, не к добру с ним якшаться. К морскому нашему делу прирос ты корнями, не мелочись. Нам с тобой еще немало забот, покуда на море обеими ногами не подопремся…

Победный гром русских пушек у Гангута докатился до берегов Англии. В Лондоне забеспокоились. На престол там вступил новый король Георг I. Веками на Британских островах интересы английской короны строго охраняли лорды Адмиралтейства.