Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я просто подумал, вы задумали тематический вечер, ну, или что-то вроде того. У нас будут ещё гости? — улыбаюсь жене, обнимаю её, но она продолжает пылать негодованием.
— Нет, гостей больше не планировалось, если только ты кого-нибудь не позвал, — а это уже упрёк-намёк на моих друзей, которых Лера, прямо скажем, недолюбливает.
Ладно, думаю, потерплю ещё немного. Не ясно только, зачем моей жене понадобилось закрывать глаза на все выкрутасы своей сестрички, которую она лет 10 не видела, и так бы и дальше это продолжалось, не нарисуйся я на горизонте. Загадка, однако.
В дальнейшем, правда, Николь вела себя адекватно — мы поужинали, немного пообщались и разошлись по комнатам. За всё время с её стороны ни единого выпада в мой адрес — ясное дело, из-за Лериного присутствия.
Get Lucky — Karen Souza
А утром я оказался пойман на кухне за завтраком, и так и не понял, была ли это спланированная акция или случайность, потому что Николь заявилась заспанная и неухоженная, впервые за всё время без косметики, и я отметил, что в ней присутствует здоровая натуральная красота. Она молча подошла ко мне, сидящему за нашим любимым с Лерой маленьким столом у стеклянной стены, где мы по выходным и в те дни, когда моя жена встаёт раньше обычного, завтракаем вместе. Живя в этом доме в одиночестве, я никогда не замечал ни этот стол, ни этот уютный угол, с которого открывался обзор на море, на террасу и сад, на кухню с гостиной. Но с тех пор, как его облюбовала моя Лерочка, это место стало особенным для меня — именно здесь случаются наши тёплые минуты вдвоём, пока дети и Эстела спят. Я люблю такие моменты — в них есть какая-то особая магия.
Именно поэтому то, что последовало далее и вызвало во мне бунтарский протест: моё священное место осквернили!
Началось всё довольно невинно — Николь уселась на Лерино место и, зевнув, поздоровалась:
— Доброе утро!
— Доброе, — недобро ответил я.
— Ты так рано уже на ногах, выбрит, надушен и в костюме! — сонливость быстро исчезает из её голубых глаз.
— Через 20 минут я должен быть в своей машине и уверенно двигаться в сторону работы.
— Вот и я об этом. В такую рань ты поднимаешься, занимаешься спортом, много работаешь, выглядишь потрясно, всегда благоухаешь, зачем это всё? Неужели для Леры?
— Это просто жизнь. Ты ведь тоже зубы чистишь по утрам. Наверняка же не для меня!
Последнюю фразу я зря сказал: собеседница тут же занимает позу самоуверенной львицы, в глазах азарт, резко откидывает волосы назад, вложив в этот жест максимум сексуальности, меняет положение ног, и я нарочно не стремлюсь узнать, в белье она сегодня или нет.
— А вот я в этом не уверена, — заявляет с вызывающей улыбкой.
— То есть, ты хочешь сказать, что зубы не чистишь, если на горизонте не маячит подходящий самец?
— Видишь ли, моя жизнь сама собой как-то так складывается, что её горизонт всегда переполнен самцами, так что зубы чистятся каждый день. Сложнее выбрать из всего многообразия наиболее достойного. Ты ведь сам твердил мне про самый главный жизненный выбор. Я твои слова обдумала, и поняла, что ты прав: свой шанс на счастье упускать нельзя.
— Николь, я уже давал тебе понять и не раз, но если у тебя с пониманием настолько серьёзные проблемы, на этот раз скажу прямо: меня не интересуют женщины. У меня есть моя жена, и мне её более чем достаточно!
— Я бы так не сказала, судя по тому, что случилось между нами прямо в дикой бездне океана…
Она окидывает меня оценивающим взглядом с полочки «горячий безбашенный секс», затем наклоняется вперёд, немного нависнув над столом, от чего полы её шёлкового китайского халата легко раздвигаются, и мне снова достаётся беспрепятственный обзор её более чем полной груди. Даже чересчур полной, я бы сказал. Мне больше по вкусу такие, как у Леры… Ладно, если честно, эти мне тоже, блин, нравятся, а как они могут не нравиться? Но это никак не меняет моего отношения к вопросу.
Тем временем Николь наклоняется ещё ниже, так, что я могу даже видеть её… короче, всё могу видеть, и выдыхает мне в лицо:
— Я о том чуде, которое обнаружилось у тебя под шортами… Ты мне понравился! Большой, крепкий, всегда готовый!
Так и подмывало сказать ей на это:
— Всё так, детка: природа меня не обделила, но это всё не для тебя, так что — не раскатывай губу!
Но я ж человек воспитанный, с женщинами говорить подобным образом не пристало, поэтому реальным моим ответом было:
— Тебе показалось, Николь. А вообще, ты не находишь, что ведёшь себя неподобающе?
— А это смотря, с какой стороны посмотреть!
— И что же видно с твоей стороны?
— С моей? Есть мужчина, достойный лучшего, чем то, что у него уже есть. Он неудачно попал в сети пустой и холодной женщины, которые, я не удивлюсь, она даже не потрудилась расставить.
«А это уже — правда» — подумалось мне. Я действительно сам себя «поймал», сам себя затолкал в Лерину сетку, в которой меня до сих пор никто не держит, но я упорно в ней сижу и не жалуюсь — мне всё нравится, это главное.
— С моей стороны глупо упускать такую возможность, — продолжает она, заигрывающе улыбаясь и поглаживая меня рукой по плечу.
Я аккуратно убираю эту руку — уже научен горьким опытом, но она мягко и как бы невзначай, почти ненавязчиво возвращается обратно.
— А ты задумывался когда-нибудь, что было бы, если б рядом с тобой оказалась не пресная Лера, а яркая и горячая женщина?
— Такие у меня были. И я даже называл их жёнами.
Тем временем рука ползёт уже по моей груди вниз, я её перехватываю, и Николь тут же сжимает мою кисть своей. Я бы испугался, ей Богу, но Лера в такой час всегда спит, поэтому терпеливо жду, как далеко зайдёт это «исчадие ада», чтобы иметь повод выставить её вон.
Но Николь резко садится на место, прихватив мою чашку с кофе, и, словно потеряв ко мне интерес, устремляет свой взор в сторону моря:
— Красивый у тебя дом и замечательное здесь место. Просто потрясающее. Если бы мой мужчина построил такой дом, я бы причислила его к лику святых, не меньше.
— С чего ты взяла, что это я его построил?
— Лерка сказала. Ты же строитель.
— Вообще-то, архитектор, — поправляю. — Николь, ты читала «Маленького принца» Экзюпери когда-нибудь?
— Читала, и что же?
— Тогда вспомни или перечитай вот эти строки: «Вы красивые, но пустые. Ради вас не захочется умереть. Конечно, случайный прохожий, поглядев на мою розу, скажет, что она точно такая же, как вы. Но мне она одна дороже всех вас. Ведь это её, а не вас я поливал каждый день. Её, а не вас накрывал стеклянным колпаком. Её загораживал ширмой, оберегая от ветра. Для неё убивал гусениц, только двух или трех оставил, чтобы вывелись бабочки. Я слушал, как она жаловалась и как хвастала, я прислушивался к ней, даже когда она умолкала. Она — моя».