— Мне нужно лететь домой, на похороны, — тихо сообщает она.

— Твой дом здесь, — мягко поправляю я, — а в Кишинёв полетим вместе.

— У тебя же работа, дела…

— В нашей семье беда, и самое важное дело сейчас — быть рядом с тобой.

Я действительно умудрился полюбить Лерину бабушку всего в течение нескольких небольших встреч — она здорово напоминала мне Акулину, но для Леры это был самый главный человек в её жизни — практически всё детство каждое лето Лера жила в деревне у своей бабушки, и друг в друге они нашли то, чего обеим недоставало — любовь и ласку.

Мне впервые в жизни довелось увидеть похороны в старообрядческой церкви. Дело в том, что Лера по вероисповеданию потомственная старообрядка. Ещё давным-давно, в пору нашего Кишинёвского романа, она однажды впервые упомянула об этом:

— Я сильная! Ты знаешь, как меня крестили? В лютый мороз окунали с головой в ледяную колодезную воду, потому что батюшка приказал вылить из купели приготовленную тёплую. И у нас не смачивают легонько головку ребёнка, как у вас, католиков, а погружают младенца полностью! Мама рыдала, представляешь, она думала, что я точно заболею пневмонией и точно умру после этого. Но я так и не заболела!

— Что это за вера у вас? Секта какая-нибудь?

— Какая секта! Ты что? Историю надо хоть немного знать! Петра первого помнишь? Царь такой был на Руси.

— Конечно.

— Ну, так вот, это же он проводил в своём государстве реформы, которые среди прочего затронули и религиозный культ. Несогласных Пётр выслал на безводные земли — так, по крайней мере, бабушка рассказывала мне о происхождении этой стайки их сёл на Украине. Однако старцы воду нашли, и упрямцы выжили. Старообрядческие поселения есть и в России, в Сибири, и ещё много где — я по телевизору видела.

И вот на этих похоронах мне открылась непомерная строгость и магия. Огромная церковь — в некоторых городах церкви и то меньше, с деревянным полом, повсюду старинные иконы и свечи, и ни одного, ни единого места чтобы присесть. Пожилые и часто немощные старушенции бьют во время службы поклоны в пол, опуская свои натруженные колени на специальные подушечки, брошенные на дощатый пол.

Следующее, что я увидел, сразило меня: в тот день в церкви проходили похороны одновременно троих умерших, и все они, включая Старенькую бабушку, походили на младенцев — туго укутанные в белые простыни — саваны, и перевязанные голубой лентой именно так, как раньше крест-накрест перевязывали новорожденных. В этом было нечто такое… жуткое и сакральное одновременно, настраивающее на восприятие смерти, как всего лишь одного этапа из многих, повторяющихся циклов… Священник долго ходил около каждого гроба, что-то высыпая и выливая из специальной бутылочки прямо на белые простыни, затем вложил каждому умершему в руки записки…

Breton — The Commission (Asphalt 8 OST)

Отпевание нарушил негромкий рингтон моего сотового, и Лера тут же бросила на меня нахмуренный взгляд — конечно, здесь даже сидеть нельзя, не то, что говорить по телефону! Я лихорадочно сбрасываю, это Марк, но он тут же перезванивает, и я снова сбрасываю. Почти сразу получаю от него же сообщение:

«Срочно перезвони!»

Я забираю у Леры Лурдес и выхожу из церкви. Перезваниваю:

— Алекс… У нас авария…

— Что такое?

— Рухнул один из корпусов в Кенневике…

— Что?

— Да, рухнул, полностью завалился. Есть пострадавшие.

У меня пропал дар речи. В любом деле всегда случаются неприятности, проблемы, чрезвычайные происшествия, но подобного я даже представить себе не мог.

— Алекс, ты срочно нужен здесь. Я понял, что семьи погибших настроены на иск против нас. Это более чем серьёзно.

— Погибших!?

— Да, несколько человек погибли сразу, ещё один в тяжёлом состоянии в госпитале, но я так понял, что и он не жилец.

О Боже… Мой мир пошатнулся… Нет, его сотрясали мощные конвульсии, грозя полной, тотальной катастрофой на уровне апокалипсиса.

В происходящее верилось с трудом.

Я уже знал, что новое чувство вины потащу с надрывом по своему жизненному пути, ведь злополучные корпуса строились по моим проектам. Мозг лихорадочно перебирал в памяти те участки и расчёты, куда могла закрасться трагическая ошибка, найти причину произошедшего.

— Лер, мне нужно срочно домой.

— Что-то случилось?

— Нет, ничего страшного, небольшие проблемы по работе.

— Хорошо. Я останусь на пару недель маму поддержать, ты не против?

— Нет, конечно. Я буду тоже очень занят, так что оставайся так надолго, как тебе нужно.

Лера смотрит удивлённо, но молчит.

Целую её и Лурдес, затем Соню, Алёшу. Заметив это, Лера вскидывает брови:

— Ты что, прямо сейчас уезжаешь?

— Да, Лера. Так нужно.

По её лицу пробегает тень, но она моментально приходит в себя:

— Да, конечно. Езжай. Позвонишь, как доберёшься?

— Позвоню.

Результат допущенной мною ошибки — пятеро погибших, двое покалеченных, один из них — без ног.

В тот момент я силился выжить под гнётом чувства вины за отобранные жизни, за боль детей, оставшихся без своих отцов, жён без мужей, за неувиденные убитым бетонной плитой Родриго первые шаги его дочери, которой сейчас пять месяцев, за то, что на свадьбе за руку её не поведёт отец, не даст ей своих жизненных напутствий. И всё это — цена допущенной мною ошибки. Тогда я понятия не имел, что своей хандрой и стремлением закрыться в собственной боли от всего мира, совершаю ещё одну, ту, которая уничтожит меня самого.

Лера вернулась, и я перестал ночевать дома, сказал ей, что срочно улетаю по делам — не мог смотреть в её глаза, боялся признаться, боялся увидеть разочарование и осуждение, рухнуть с того пьедестала на который она так уверенно меня поставила. Внутри себя я был убеждён, что она не простит мне этой ошибки и этих смертей. Но, наверное, больше всего боялся её ухода. По большому счёту, я всю нашу жизнь панически боялся именно его — внутри всегда оставалось маленькое предательское чувство, что она не моя, и что всё это временно, и будет конец, что он неумолимо приближается.

Во мне жила надежда, что причина аварии — не моя оплошность, а трагическое стечение обстоятельств. Я стал думать, что, возможно, техническая экспертиза выявит дефекты в материалах, использованных для строительства, или какие-нибудь иные причины, не связанные напрямую с проектом. Конечно, унесённых жизней не вернуть, но мне отчаянно хотелось спасти свою семью и самого себя, слишком уж хорошо и счастливо мне жилось в последние три года, чтобы отказываться от этого. Решил дождаться результатов судебного расследования, но суды, как известно, никуда не торопятся.