Заметную роль в разворачивании атомного проекта сыграло привлечение к этому вопросу немецких учёных, а также использование того оборудования, которое было вывезено из Германии. Как было упомянуто в главе 15, выявлением немецких институтов и поиском учёных, работавших над урановой проблемой, занимался Завенягин А.П., за вывозку оборудования предприятий отвечал Круглов С.Н., а операцией по непосредственной погрузке и отправке оборудования руководил Серов И.А. По поручению советского правительства на работу в СССР были приглашены профессора: Тиссен, нобелевский лауреат Г. Герц, конструктор электронно-оптических приборов Манфред фон Арденне, специалист по металлургии урана Н. Риль и другие известные немецкие учёные. Все они выехали в нашу страну, как у нас говорят, «добровольно-принудительно», согласившись работать над советской атомной бомбой, чтобы таким образом «отомстить американцам за варварские бомбардировки Дрездена и других немецких городов». За победный год было вывезено 70 человек, а всего к концу 1948 года в советских лабораториях под опекой МВД собралось почти 300 немецких учёных, специалистов и квалифицированных рабочих. Правда, в их числе не оказалось ни одного физика‑ядерщика, поскольку целевую охоту на эти «мозги» организовали спецслужбы США, отправив нужных учёных к себе за океан.

Из оборудования в счёт репараций Государственный Комитет Обороны (ГКО) «узаконил» вывоз имущества Физического института Общества Кайзера Вильгельма, специальной лаборатории и научной библиотеки физического и химического институтов Грейфсвальдского и Ростокского университетов, оснащения ряда крупных заводов и научных центров. Затем была поставлена и успешно выполнена задача по розыску частной научно-исследовательской лаборатории М. Арденне и лаборатории Г. Герца в фирме «Сименс». Вывезли всё, от циклотронов, опытных установок, высоковольтного, горно-геологического оборудования до химпосуды, инвентаря, реактивов и материалов. И, конечно, специальную литературу.

Американцы оборудования почти не брали, но «импортировали» практически всю добытую немцами урановую руду, которую те спрятали в шахтах Саксонии и Тюрингии. Согласно решению Ялтинской конференции, эти провинции входили в состав советской зоны оккупации, однако американские части опередили наши войска и под разными предлогами не оставляли занятой территории, пока ночами в течение нескольких недель не вывезли на двух тысячах «студебекерах» основную массу урана.

Наши специалисты на складе какого-то кожевенного предприятия в городе Нейштадт-Глеве обнаружили и затем отправили в Союз «груз, который так долго и упорно искали», — бочки со 100 тоннами окиси урана. В Чехословакии на Яхимовском месторождении выявили запасы готовой радиоактивной продукции, которые за деньги приобрела советская сторона. В середине января 1946 года в официальном докладе Сталину И.В. приводились обобщенные данные, согласно которым, было найдено и вывезено из Германии и Чехословакии различных химических соединений урана «общим весом в пересчете на металл 220 тонн» [88].

Помимо трофейных материалов, по заявкам научных центров проходили интенсивные закупки необходимого оборудования в Австрии, Чехословакии, Англии, Швеции и США. По постановлениям правительства средства для этого выделялись очень большие.

Но для успешной реализации атомного проекта необходимо было иметь собственные запасы урана. Поиск месторождений этого радиоактивного металла начался ещё до войны под руководством академика Ферсмана А.Е., однако начало боевых действий изменило намеченные планы. В 1942 году, после возобновления работ по использованию урана, Комитету по делам геологии при СНК СССР поручили провести необходимые изыскания, доложив о результатах к 1 мая 1943 года. После этого поисково-разведочные работы по урану и другим радиоактивным элементам получили дальнейшее развитие. Несмотря на то, что дело двигалось медленно, к концу 1944 года было выявлено два перспективных района: один в Ферганской долине Узбекистана, другой в северной части Эстонской ССР. 8 декабря 1944 года ГКО СССР принял постановление о развитии добычи и переработки урановых руд, определив это направление важнейшей государственной задачей. Как всегда в сложных условиях, вопрос был возложен на НКВД СССР, которому поручалось продолжить разведку и доразведку ряда урановых месторождений, наладить на этой базе добычу и переработку урановых руд, осуществить строительство и эксплуатацию рудников и обогатительных фабрик, возвести и обеспечить работу заводов по переработке урановых руд и концентратов, а также «разработать технологии наиболее рационального передела урановых руд на химические соединения и технологии получения из них металлического урана». Для решения этих задач из Наркомцветмета в Наркомат внутренних дел перевели значительную часть подразделений, занимавшихся ураном. На базе разведанных в Средней Азии месторождений НКВД предписали создать крупный уранодобывающий Комбинат № 6. Заместителю наркома внутренних дел Завенягину А.П. персонально поручили представить на утверждение ГКО предложения на 1945 год по планам добычи урановых руд, производства урана и сопутствовавшего этому строительства рудников и заводов.

На первом этапе создания сырьевой отрасли урановой промышленности добыча руды осуществлялась самым примитивным образом: ручными перфораторами делались проходы горных выработок, затем лопатами порода загружалась в вагонетки, которые людьми или конной тягой откатывались по деревянным брусьям к месту отгрузки. Отсюда на ишаках и верблюдах сырье перевозили на перерабатывающий завод. Эти тяжёлые и опасные работы выполняли в основном заключённые, спецпереселенцы и военнопленные. Правда, в течение нескольких лет к предприятиям Комбината № 6 подвели дороги и линии электропередачи, построили ТЭЦ, рабочие посёлки и мастерские, а основные производственные процессы в значительной мере механизировали.

В целях обеспечения надлежащего руководства разведкой, добычей и переработкой урановых руд в составе Главного управления лагерей горно‑металлургических предприятий (ГУЛГМП) НКВД СССР организовали специализировавшееся по урану 9-е управление, которое напрямую подчинялось Завенягину А.П. Темпы работ значительно возросли. Если в 1944 году из полутора тысяч тонн добытой руды получили всего 2 тонны урановых солей, то на следующий год из пяти тысяч тонн руды извлекли 7 тонн урана в химических соединениях, а ещё через год довели добычу до 50 тонн урана.

Согласно постановлению СНК СССР от 13 октября 1945 года, геолого-поисковые и разведочные работы развернулись на Дальнем Востоке, в Восточной и Западной Сибири, Якутии, Красноярском крае, Казахстане, Средней Азии, северо-западных областях Союза, на Кавказе и Урале. Удалось выделить наиболее перспективные районы для интенсивной разработки в Ферганской долине, Прибалтике, Восточной Сибири и Азербайджане. 9 апреля 1946 года Совет Министров СССР издал постановление об организации геолого-поисковых работ на А-9 и Б-9 (условное наименование урана и тория) в Арктике. В августе того же года было дано распоряжение провести такие же работы по Норильскому, Ухтинскому комбинату и Дальстрою. В результате проведенных изысканий, которые проводили около 320 партий, сырьевая база по урану значительно улучшилась [85].

С урановым месторождением на Таймыре произошла интересная коллизия, которую по воспоминаниям очевидцев можно описать следующим образом. К концу августа 1948 года поисковой партией Главного управления Северного морского пути (ГУСМП) на предполагаемом месторождении урана были заложены первые разведочные шурфы. Поднятые из них образцы показывали заметную радиоактивность. После завершения полярной зимы в мае следующего года заложили глубокий шурф и произвели взрывами пиропатронов вскрышные работы. Выброшенные на поверхность породы показали «ураганную активность». Сообщение о находке сразу же отправили в ГУСМП. Доставленные в Москву богатые образцы, в которых выявили до 2 % урана (при обычном среднем содержании 0,6–0,7 %), передали в лакированной шкатулке в «ведомство Берия». Эти материалы представили руководству на правительственном уровне. Немедленно поступило распоряжение «организовать зимовочные работы с проходкой горных выработок». Однако заместитель начальника Главсевморпути, побывавший на месторождении, заявил, что в условиях полярной ночи вести работы нельзя. Когда об этом доложили Сталину И.В., его реакция оказалась резкой: «Убрать дурака!». На заседании Совета Министров встал вопрос о том, кто возьмёт на себя проведение зимних работ на Таймыре, которые вождь назвал «крайне необходимыми». Ясно, что, кроме МВД, на такое решиться не могло ни одно другое ведомство, и потому министр внутренних дел Круглов С.Н. встал и сказал: «Мы возьмём!». В соответствии с принятым правительством решением все работы, а также сотрудников передали из ГУСМП в сформированное в МВД новое 21-е управление. Начальник этого управления майор Васин К.Д. объявил своим подчинённым, что «высшим руководством государства подписана директива: через шесть месяцев приступить к добыче полезного компонента. К 1 мая (1950 года) выполнить и доложить!». Однако произошло непредвиденное: в том «уклоне» (наклонной шахтной проходке), где ожидалась встреча с рудным телом, не оказалось ничего. Следовало бы остановиться, повторить разведку, но «машина» была запущена, и потому рабочие «продолжали гнать пустые метры тоннеля только для того, чтобы делать хоть что-то». Когда летом тундра подсохла, появилась возможность вести нормальную геологоразведку. Заложили несколько глубоких шурфов, намереваясь проследить распределение радиоактивности в них с глубиной. Но это была медленная и кропотливая работа, а начальнику управления требовались впечатляющие показатели. Поступила команда: проходить длинные разведочные канавы, и не только вручную, но и с помощью экскаваторов и бульдозеров. По тундре потянулись километры рвов, которые не успевали обследовать специалисты, так как эти разработки в оттаявшем грунте обрушивались и оплывали. На объект, получивший наименование «Рыбак», зачастили различные комиссии и представители. И хотя вопрос о реальности месторождения ещё не был ясен, в соответствии с решением правительства проектировщики уже говорили о руднике, обогатительной фабрике, посёлке, аэропорте, узкоколейке до бухты Зимовочной в заливе Фаддея, где промерами обнаружили глубины свыше 15 метров, что позволяло судам с большой осадкой подходить близко к берегу. В летнюю навигацию уже ожидалось прибытие десяти тысяч тонн грузов: топливо, сборные финские дома, тракторы, вездеходы, буровые станки, строительные материалы. Попытки специалистов поставить вопрос о необходимости возобновления тщательной разведки, тем более что неподалеку другие геологи обнаружили радиоактивный участок, приводили в смятение организаторов работ. Прибывший уже после наступления полярной ночи начальник 21‑го управления, осунувшийся от переживаний, сообщил, что срок начала работ по организации добычи руды продлили на шесть месяцев. Но для тундры это «мертвый сезон» (как об этом и докладывал в своё время зам. начальника ГУСМП), когда в условиях полярной ночи и глубокого снежного покрова, а затем весенней распутицы никакую производительную работу выполнять невозможно. А в бухте Зимовочной на берегу уже лежали тысячи тонн груза, заваленные снегом. Несмотря на то, что для ведения геологоразведки удалось выхлопотать время до конца 1951 года, положительного результата получено не было. У руководства начала нарастать тревога: истрачены огромные средства, завезены горы оборудования, а результата нет. Тогда вновь была применена «тактика переворачивания тундры», когда всю имевшуюся технику и рабочую силу выпустили «на оперативный простор». Впечатляюще, но без толку начали расти показатели «кубометража, погонного метража и километража». После столь мощной, но бесполезной атаки на природу «руководящие лица, отягощённые грузом ответственности и власти», с облегчением поставили свои подписи под решением закрыть работы на «Рыбаке» в связи с их бесперспективностью. А дальше, как вспоминал один из очевидцев, произошла «потрясающая воображение мизансцена»: в тот день, когда пришло, наконец, распоряжение о ликвидации работ, и о нём всем стало известно, из скважины на центральном участке был поднят керн с радиоактивной пробой. Но этот подарок земных недр уже оказался персоной нон грата и только испугал всех. Кто теперь мог решиться сообщить об этом высшему руководству страны? Чтобы не «класть голову в пасть льву» и утверждать, что новое решение было преждевременным, радиоактивный образец отправили в дальний, заброшенный шурф и там втихую взорвали без свидетелей. Затем подорвали все шурфы, штольни и штреки, а заодно и горное оборудование, компрессоры, электростанции и другую технику. Тысячи банок консервов, «во избежание злоупотреблений», рассыпали по тундре и раздавили бульдозерами и тракторами. Все, что могло гореть, сожгли. Так закончилась «урановая история» на севере Таймыра [87].