сообщать его матери, и мистер Вард взял на себя обязанность якобы от имени сына посылать ей напечатанные на машинке письма.

Варда привезли в частную больницу доктора Уэйта, расположенную в уединенном и живописном месте на Конаникут-Айленд, где его подвергли тщательному и всестороннему обследованию. Именно тогда были обнаружены физиологические отклонения от нормы – замедленный обмен веществ, странная кожа и несбалансированные нервные реакции. Больше других обеспокоился этим доктор Виллетт, так как он наблюдал Варда с младенчества и единственный мог реально представить, сколь ужасны перемены в деятельности его организма. Даже овальная родинка, с которой он родился, исчезла с бедра, зато на груди появилось большое черное пятно, может быть, шрам, неизвестный доктору Виллетту и заставивший его задуматься о том, не был ли молодой человек отмечен «дьявольской печатью» участников святотатственных ночных сборищ в безлюдных и малодоступных местах.

Доктор никак не мог выбросить из головы фразу из отчета о суде над салемскими ведьмами, который Чарльз показывал ему в давние времена, когда еще ни от кого не прятался со своими находками. Она гласила: «Мистер Д. Б. в одну из ночей наложил Дьявольский Знак на Бриджет С., Джонатана А., Саймона О., Деливеранс У., Джозефа К., Сьюзан П., Митабл К. и Дебору Б.».

Безотчетный ужас наводило на доктора Виллетта лицо Чарльза Варда, пока он не понял причину этого. На лбу над правой бровью появилось нечто, чего там никогда не было, – крошечный шрам, и в точности такой, какой был на старом портрете Джозефа Карвена, возможно, след таинственного ритуального надреза, которому оба подверглись на определенной стадии своих оккультных занятий.

Пока Вард ввергал в недоумение врачей в больнице, самое пристальное внимание было уделено почте, адресованной ему или доктору Аллену, которую мистер Вард приказал пересылать ему. Виллетт предполагал, что это почти ничего им не даст, так как все действительно важное, вероятно, передавалось с оказией. Тем не менее во второй половине марта на имя доктора Аллена пришло письмо из Праги, которое заставило и доктора, и мистера Варда серьезно задуматься. Написанное старинными неразборчивыми буквами, но не иностранцем, оно выдавало тот же разрыв его автора с современным английским языком, какой был в речи Варда. Вот это письмо:

«Клейнштрассе, 11, Альтштадт, Прага, 11 февраля 1928 года

Брат в Алмусине-Метратоне!

Нынешним днем я получил твое сообщение о результате твоих манипуляций с присланными мною Солями. Сия ошибка может означать только то, что Надгробия были переставлены до того, как Барнабус предоставил мне Материал. Такое часто случается, и тебе сие не хуже известно по Тому, какой результат ты сам имел с Материалом, взятым с кладбища Королевской церкви в 1769 году и со Старого кладбища в 1690 году, коий тебе пришлось уничтожить. То же самое случилось и у меня в Египте тому лет семьдесят пять, на память о чем мне остался Шрам, который твой Мальчишка видел в 1924 году. Я когда-то говорил тебе и повторяю ныне: не вызывай Того, с чем не можешь справиться, ни из мертвых Солей, ни из потусторонних Сфер. Помни всегда Слова и остановись, ежели появится Сомнение в том, Кто явился тебе. Из десяти камней Девять давно уже другие. Пока не спросишь, до тех пор не узнаешь наверняка. Этими днями я имел весточку от X., у которого вышла Неприятность с Солдатами. Вроде он жалеет, что Трансильвания теперь не венгерская, а румынская, и уехал бы, не будь его Замок полон Того, о чем мы знаем. Однако об этом он уже, верно, сам отписал тебе. В следующий раз ты получишь от меня Кое-что из Восточного Кургана, что, смею надеяться, доставит тебе большое удовольствие. А пока не забудь, что мне нужен Б. Ф., если есть возможность заполучить его. Г. из Филадельфии ты знаешь лучше меня. Бери его первым, если хочешь, но только не доводи его до Упрямства, потому что мне тоже нужно поговорить с ним Потом.

Йог-Сотот Неблод Зин. Саймон О. Мистеру Д. К. в Провиденсе».

Мистер Вард и доктор Виллетт пребывали в полной растерянности от этого очевидного доказательства чьего-то безумия. Потребовалось время, чтобы они проникли в суть прочитанного. Получалось, что исчезнувший доктор Аллен, а не Чарльз Вард, был главной фигурой в Потюксете. Это объясняло прежде необъяснимые вещи в последнем отчаянном письме Варда. И что означают инициалы «Д. К.» в отношении бородатого незнакомца в черных очках?

Единственное объяснение, которое приходило в голову, было слишком фантастичным даже для не имеющей границ дьявольщины. Кто такой старый «Саймон О.», которому Чарльз четыре года назад наносил визит? В прошлом уже был один Саймон Орн, или Иедедия, в Салеме, исчезнувший в 1771 году, чей своеобразный почерк доктор Виллетт наконец-то сопоставил с почерком, каким была написана формула на фотокопии, показанной ему когда-то Чарльзом. Какие кошмары и тайны, какие противоречия и ошибки природы вернулись через сто пятьдесят лет будоражить старый Провиденс с его мирными двускатными крышами и древними куполами?

Отец Чарльза и его старый доктор не знали, что им думать и что делать, поэтому отправились в больницу к Чарльзу, чтобы как можно деликатнее расспросить его о докторе Аллене, о визите в Прагу и о том, чему он научился от Саймона, или Иедедии Орна, из Салема. Молодой человек был вежлив, но неуступчив, и просипел только, что, насколько ему известно, доктор Аллен прекрасно умеет общаться с душами усопших, следовательно, его коллега из Праги, кто бы он ни был, владеет тем же даром. Покинув больницу, мистер Вард и доктор Виллетт пришли к малоутешительному выводу, что они сами подверглись дотошному допросу, и, не открыв для себя ничего нового, выложили своему сидящему взаперти подопечному все, что было в письме из Праги.

Доктор Пек, доктор Уэйт и доктор Лиман не сочли нужным придавать большое значение странной переписке молодого Варда, ибо им было известно тяготение людей эксцентричных и страдающих одинаковой манией держаться друг друга, и они решили, что Чарльз или Аллен попросту разыскали какого-нибудь эмигранта, возможно, видевшего почерк Орна и старавшегося тщательно копировать его, чтобы стать как бы новым воплощением давно умершего человека. Наверное, Аллен такой же, и не исключено, что он уговорил молодого человека стать как бы аватарой давно умершего Карвена.

Такие случаи известны. Ими же руководствовались упрямые врачи, успокаивая растущее беспокойство доктора Виллетта насчет изменившегося почерка Чарльза Варда, о котором он мог судить с полным основанием по нескольким образцам, добытым с помощью разных уловок. Виллетт наконец-то вспомнил, что ему напоминает этот почерк – почерк Джозефа Карвена, однако остальные психиатры рассматривали сходство почерков как естественное проявление болезни и не желали осознавать важность открытия.

Убедившись в твердолобости своих коллег, Виллетт посоветовал мистеру Варду никому не говорить о письме, адресованном доктору Аллену и пришедшем второго апреля из Трансильвании, которое, без всяких сомнений, было написано той же рукой, что и шифрованная рукопись Хатчинсона, отчего и отец, и доктор довольно долго медлили, прежде чем сломать печать. Вот это письмо:

«Замок Ференци,

7 марта 1928 года

Дорогой К.!

Из-за распускаемых местными жителями слухов у меня в замке побывал отряд из двадцати милиционеров. Придется рыть глубже, чтобы Шума было меньше. Эти румыны чертовски докучливы и изображают важных чиновников в тех случаях, когда мадьяра можно уговорить вином и обедом. В прошлом месяце М. раздобыл для меня Саркофаг Пяти Сфинксов из Акрополя, где он должен был быть, по словам Того, которого я вызвал, и трижды говорил с Тем, кто там был. Сначала я пошлю его в Прагу к С. О., а оттуда ждите его к себе. Он очень упрямый, но Вы знаете, Как с Такими быть. Поистине, Вы учитесь мудрости, уже не стараясь добиться сразу многого, и правильно, ибо в этом случае не надо держать Видимых Стражей, ведь пользы от них меньше, чем расходов, а также, и вам обоим сие уже хорошо известно, при Неприятностях не приходится почти