обрюзглый и нескладный, даже несмотря на тренировки. Таким его помнил Персиваль по нескольким годам, проведённым вместе в академии.

В то время именно Брит был изгоем. Все, включая Персиваля, не могли и не хотели принимать его мягкость, склонность к размышлению, к сомнениям в приказах начальства, и его глупую боязнь крови. Не говоря уже про его стремление остаться работать в штабе вместо того, чтобы рисковать своей жизнью на кораблях, от которых зависел исход

войны.

— Ничего себе, какие люди! — Голос Брита почти не изменился с тех пор. Был тихим и вкрадчивым, словно в каждой фразе крылась какая-то, известная лишь ему шутка. Добавилась только едва уловимая хрипотца.

— Брит. — Вместо приветствия получился тяжёлый вздох. — Прости, не смогу отпраздновать эту встречу. Утро сложилось не лучшим образом.

— Скажу по-своему опыту, — теперь усмешка Брита стала явной и немного хищной. — Такое обычно происходит, когда не лучшим образом сложилась ночь накануне.

— Да, — Персиваль не собирался играть с ним. — Так что, если у тебя есть какое-то дело, предлагаю отложить его на пару дней.

Брит медленно провёл языком по обветренной верхней губе. Обветренные губы были, пожалуй, единственным напоминанием о двух годах, проведённых им на флоте. Это, а ещё шрам на левой щеке, оставленный Бриту морпехом Риусом, который, как он сказал, не рассчитал силу удара.

— Прости, Болло. — Брит слегка наклонил голову набок и быстро, как ястреб на родовом гербе Персиваля, осмотрел его с ног до головы. Словно делал в мыслях пометки, искал уязвимости. Или размышлял, что случится, если Персиваль вдруг кинется бежать со всех ног. Интересно. С чего это Брит решил, что Персиваль станет убегать от него? — У меня к тебе важный разговор, и он не терпит отлагательств. По правде сказать, если бы ты не провёл полчаса в кабинете генерала, я бы перехватил тебя раньше.

Персиваль прищурился. О, они оба это почувствовали. Напряжение. Ток, прошедший между ними. Будто бы сейчас должна был развязаться драка. Ведь, справедливости ради, Брит, при всей своей мягкости, никогда не избегал их. И не был трусом.

— Звучит так, будто ты хочешь устроить мне допрос, — сказал Персиваль, глядя прямо в глаза Бриту. Тот улыбнулся.

— Я бы предпочёл называть это беседой двух старых друзей.

Теперь уже ухмыльнулся Персиваль. Они никогда не были друзьями. Сам Болло называл Брита жирным слизняком. И прямо в глаза говорил, что ему нет места среди солдат. Смеялся над ним, а один раз даже запихнул порошок для прочищения двигателей ему в носки, из-за которого Брит не мог ходить двое суток. Брит так и не узнал, кто это сделал, потому что это мог быть любой из солдат. Все они его ненавидели.

Наконец Персиваль покачал головой:

— Прости. Утром, перед уходом, я не увиделся с женой и сыном. Волнуюсь, всё ли с ними в порядке. Так что я вынужден отказаться. Завтра я буду здесь — тогда и поговорим.

— Болло, — теперь качать головой была очередь Брита. Однако он к этому действию добавил короткий взгляд на двоих солдат за спиной. — Я бы очень хотел, чтобы ты воспринимал мои слова, как просьбу. И всё же отнёсся к ней серьёзно.

Перисиваль почувствовал, как теряет терпение. Больше всего ему хотелось размозжить нос Бриту, а затем посмотреть, на что способна его охрана. О, это было бы отличное развлечение, которых так мало на острове во время перемирия. А ещё — это было куда более подходящим развитием этой встречи «старых друзей».

Однако Персиваль лишь сдержано, на сколько смог, произнёс:

— Судя по твоим нашивкам, ты — всего лишь сержант, Брит. Сержант городской полиции. Ты не можешь допрашивать меня, не предъявив обвинений. А даже, если бы обвинения у тебя и были — для высокопоставленных чинов, потребовалась бы рыбёшка покрупнее. Так что уйди с дороги.

Брит усмехнулся так, будто именно этих слов и ждал. Теперь ухмылка на его лице стала неприятной. Так улыбаются те, кто поймал глупца в ловушку.

— Кроме нашивки, у меня есть кое-что ещё. — Брит элегантно дотронулся до нагрудного значка. Золотой медали в форме солнечного диска, чуть меньше ладони в диаметре. И диск, щёлкнув, вдруг открылся, словно шкатулка. На ладонь Брита выпала маленькая золотая монетка, и он, сжав её двумя пальцами, продемонстрировал Перси. — Знаешь, что это такое?

— Похоже на одну люну.

— Всё так, но в тоже время и нет, — беззаботно ответил Брит. — На одну люну, которой эта монета, без сомнений, является, можно отлично отобедать в «быстро-рис у Фир» здесь через улицу. Поменять колесо у повозки или запастись нюхательным табаком почти на месяц. Но что касается этой монетки — она может много больше.

Он сделал паузу, явно наслаждаясь тем, с какой растерянностью и, в тоже время, как внимательно смотрел на монету Персиваль.

— Здесь, на обратной стороне, выгравирована благодарность за хорошую службу. Эти монеты выдали всем, кто отработал в штабе больше пяти лет. И, знаешь, Перси. Люди в штабе склонны помогать друг другу. Мы здесь... хм... словно одна большая семья, понимаешь?

Персиваль поморщился, но смолчал.

— Продемонстрировав любому в штабе эту монету, я могу попросить о небольшой услуге. И могу быть уверен, что человек согласиться. Так работают репутация и уважение. Например — просто например — я мог бы попросить секретаря генерала подождать с подписанием какого-то одного документа. Хм... Например, документа о назначении кого-либо на должность. Ненадолго, всего на несколько часов. И, возможно, тот, кто уверен, что он подполковник, на самом деле лишь отстранённый от службы капитан без звания и стоящих достижений.

— Ты блефуешь.

— Разве? — пожал плечами Брит. — Знаешь, это очень хорошее слово — блеф. Ведь, как и в любой карточной игре, чтобы это проверить, тебе придётся сделать выбор. Рискнуть или сдаться.

Повисла тишина. И Персиваль увидел, как напряглись двое солдат за спиной Брита. В тоже время сам Брит оставался совершенно спокоен и сосредоточен. А взгляд его напоминал коршуна, который загнал грызуна в ловушку и готов был растерзать. Удивительно, но Персиваль даже ощутил тень уважения к этому человеку.

— Ну что, старый друг? — спросил Брит. — Уделишь мне немного времени? Или же решишь проверить, может ли какой-то мелкий сержантишка с зудящими ногами арестовать такую большую и важную птицу? Или, по крайней мере, сына большой и важной птицы.