Я был у него не раз, оставил свой адрес и памфлет. Но до отъезда из Дублина я увижу его непременно.

Посылаю газету296 и «Предложения». Я не имел понятия, что посланный мною пакет будет отправлен по почте. Я думал, что он будет доставлен Вам дилижансом. – Харриет, вместе со мной, посылает Вам поклон. – Может быть, Вы все же перемените решение относительно Уэльса? Разве Вашим детям не будет полезна поездка?

Искренне уважающий Вас

П. Б. Шелли

[P. S.] В газете Вы найдете упоминания обо мне. Я тщеславен, но не так глуп, чтобы быть польщенным – а не раздосадованным – газетной похвалой. – Я повторил свою просьбу касательно «Сент-И[рвина]» и «З[астроцци]».

Слово «затраты» я употребляю в своем «Обращении» в нравственном смысле.

Вильяму Годвину

Дублин, Графтон-стрит, 17,

18 марта 1812

Дорогой сэр!

Я уже сообщал, что подчиняюсь Вашему решению297, и слово у меня не расходится с делом. Я изъял из обращения сочинения298, в которых высказал ошибочные взгляды, и собираюсь покинуть Дублин. Но я это сделал не потому, что считаю, будто объединения, такие, какими я их себе мыслил, способны принести вред. Совершенствование человека может быть ускорено или задержано; союзы, которые я рекомендовал, содействовали бы первому; возможность отколоться позволила бы избежать показного единогласия, а гласность не допустила бы никаких насильственных перемен.

Я не из тех, кто из гордости не желает признать своей близорукости или высказать убеждения, противоречащие прежним. Я признаю, что мои планы объединения невежественных людей несвоевременны; опасными я их не считаю, ибо одновременно я требовал полной гласности; к тому же я не думаю, чтобы крестьянин стал внимательно читать мое обращение, а прочитав его, проникся кровожадными чувствами. Нестерпимо больно видеть человеческие существа, способные подняться к вершинам науки, подобно Ньютону и Локку, и не пытаться пробудить их от спячки, столь далекой от этих вершин. Часть города, называемая Либерти299, представляет зрелище такой нищеты и бедствий, что его не выдержал бы и более хладнокровный человек, чем я. Но я подчиняюсь. Я не стану больше обращаться к неграмотным. Я буду ожидать событий, участие в которых будет для меня невозможно, и содействовать достижению цели, которая будет достигнута спустя столетия после того, как я стану прахом; надо ли говорить, что такое решение требует стоицизма. Вернуться к бездушной суете обыденной жизни, заинтересоваться неинтересными мелочами – этого я не смогу. Чтобы всецело абстрагировать свои взгляды от себя самого, несомненно, нужно неслыханное бескорыстие; а ведь нет ничего более абстрактного, чем трудиться для отдаленных веков. – Моя идея «Ассоциаций» была, конечно, результатом тех понятий о политической справедливости, которые я впервые почерпнул из Вашей книги на эту тему. Но я недаром прочел в ней также и о дружественных беседах, которые Вы советуете проводить повсеместно, и недаром получил предостережение против формального единогласия. Последнее я имел случаи наблюдать на банкетах. Особенность моих ассоциаций состояла бы в том, чтобы принять первые и избежать второго. – Кроме того, я хотел пренебречь ближайшими требованиями ради более общих и отдаленных целей совершенствования общества. Я хотел воспользоваться нынешней возможностью и попытаться содействовать приближению этого, а целью моей было создание кружков для дружественных собеседований, которые не получили еще всеобщего распространения. Мне кажется, что в пору издания «Политической справедливости» Вы ожидали более скорых перемен к лучшему; я считаю, что если бы Ваша книга была так же широко распространена, как Библия, мир выглядел бы сейчас совсем иначе. Я прочел Ваши письма; прочел с тем вниманием и уважением, какого они заслуживают. Если б я, подобно Вам, был свидетелем французской революции, возможно, что я стал бы еще осторожнее. – Я видел и слышал достаточно, чтобы усомниться во Всесилии Истины в том обществе, где мы живем. Я буду сообщать Вам о всей своей деятельности; а если стану ошибаться, поправляйте меня строго.

Если б я был один и не был связан некоторыми обязательствами, я приехал бы в Лондон немедленно. – Сейчас я должен это несколько отложить. – Мы уедем из Дублина через три недели. Одна особа исключительных дарований300, которую я имею счастье числить среди своих друзей, обещала навестить меня в Уэльсе. Миссис Шелли очень просит меня еще раз попытаться уговорить Вас тоже приехать в Уэльс – если уж Вы не можете, быть может, Ваша милая семья – с которой все мы жаждем познакомиться – захочет вместе с нами подышать чистым воздухом гор? – Чтобы все было по форме, миссис Шелли передает поклон миссис Годвин и всей семье и повторяет приглашение. С нами здесь находится мисс Вестбрук, моя свояченица; и в одном у нас во всяком случае нет недостатка, а именно в пылкости и искренности.

Не опасайтесь больше, что я стану способствовать в Дублине какому-то насилию и опасным мерам. Я не пришел к определенному мнению относительно ассоциаций. В одном смысле они кажутся мне полезными, в другом – вредными. Я подчиняюсь Вашему решению. Меня не назовешь гордецом, чрезмерно замкнутым или упрямым. Надеюсь, время покажет, что Ваш ученик более достоин Вашего хорошего мнения, чем до сих пор оказывалось, – во всяком случае, он будет неизменно искренен с Вами и верен Вам.

П. Б. Шелли

Тимоти Шелли

Нантгвилт, Райадер, Радноршир,

24 апреля 1812

Дорогой сэр!

Последнее Ваше сообщение, полученное через мистера Уиттона, не позволяет надеяться на восстановление в ближайшее время тех добрых отношений, которые я желал бы сохранить с Вами и со всей семьей. Мне пришло в голову, что возможной причиной Вашего внезапного гнева является моя попытка тайно переписываться с Эллен. Вам отлично известно, что я не мог писать открыто ни одной из моих сестер и, естественно, попытался поддержать хотя бы у одной из них привязанность ко мне, когда я в размолвке с остальными. Кроме того, я хотел с помощью этой переписки развить ее ум и заставить раскрыться сердце.

Я сейчас нахожусь в Нантгвилте, в графстве Радноршир и, желая поселиться с женой в уединенном месте, думаю снять здесь дом и ферму. Ферма имеет около 200 акров, дом очень хороший, арендная плата составляет 98 фунтов в год. Нужно, однако, заплатить за мебель и инвентарь, что составит 500 фунтов. Такую сумму я могу достать только под огромные проценты, да и то с трудом. Если Вы ссудите ее мне, то я, благодаря Вам, буду иметь вполне достаточный годовой доход, который иначе будет растрачен в поисках какого-либо иного способа содержать себя и жену.

Вы можете доставить Вашему наследнику возможность спокойно и с достоинством продолжать занятия, которые со временем,