понимать, что мы заканчиваем снимать сериал, а потом нам приходится его редактировать, и Дэвид очень увлечен монтажом. Со временем ему захотелось немного пространства. Все-таки мы закончили монтаж. Хотя всем кажется, что до выхода в эфир был долгий перерыв, он не был длительным с точки зрения рабочей нагрузки Дэвида. В смысле, Дэвид заканчивал монтаж, и у него была пауза около месяца, он не показывался никому на глаза и думал о том, что будет дальше. Потому что Дэвид всегда предпочитал иметь некий план, прежде чем идти в комнату сценаристов. У него должна быть своего рода дорожная карта, представление о том, какой будет сюжетная линия сезона. Он представлял эту схему, а затем в комнате сценаристов они придумывали сюжеты.

* * *

Стив: Все мы тяжело переживали смерть Джона Паттерсона.

Майкл: Я любил Джона Паттерсона. Мне его очень не хватает. Он был удивительным, прекрасным человеком, обладавшим изысканным чувством юмора, и очень дружелюбным. Он был хорошим другом. Написанные им серии действительно всегда попадали в точку. Джон отлично работал с камерой, с актерами и интерпретировал сценарий – был мастером.

Стив: Его очень любили актеры. Он был одним из нас, шутил на съемочной площадке – например, присылал ассистента режиссера и говорил: «Джон сказал, что нужно немного убавить звук. Может быть, на три восьмых».

Майкл: Точно. «Не могли бы вы быть тише где-то на тридцать два процента?»

Стив: Это было прикольно. У него был такой спокойный характер. Но знаете что? Однажды я видел, как он разозлился на парня, который был бродвейским актером. Пожилой человек, явно оказавшийся не на своем месте, – вел себя в кадре, будто он на сцене.

Майкл: Я точно знаю, кто это, но не собираюсь говорить.

Стив: Я вовсе его не осуждаю. Просто у него не получалось.

Майкл: Нет, и Джон потерял терпение.

Стив: Парень был слишком театральным. Джон пытался. А тот говорил, говорил и говорил. В конце концов Джон просто прочитал его реплику и сказал: «Делай вот так». Это выглядело неловко.

Майкл: Никто не хочет, чтобы режиссер показывал ему, как читать реплики. Так не делается.

Стив: Я пытался не обращать внимания. Он просто потерял терпение. В итоге в финальной версии серии голос того актера дублировали. Но с Джоном это было исключением, а не правилом. Он был мастером своего дела.

На фоне смерти Джона Паттерсона сюжеты шестого сезона – а в то время он мог закончиться после первых двенадцати серий – были во многом связаны с гибелью и искуплением. Те, кто считает, что Тони умирает в конце сериала, указывают на начало шестого сезона, длинную кадровую нарезку, отсылающую к рассказу Уильяма Берроуза[158] о том, что происходит с душой в загробном мире.

Сезон быстро сосредоточивается на продолжительном околосмертном опыте Тони, подобного которому никогда прежде не было на телевидении. Показать, что дядя Джуниор выстрелил в племянника в первом же эпизоде и еще две серии Тони провел в коме, видя во сне, что он – кто-то другой, было, безусловно, самым смелым и противоречивым шагом Дэвида Чейза.

Мы снова поговорили с Мэттью Уайнером, который вместе с Дэвидом написал некоторые из этих снов в коме, о том, как они появились и что означают.

– Майкл

Стив: Итак, как я уже говорил, я не самый глубокий мыслитель, так что объясните мне, Мэтт. Что это был за сон в коме?

Мэттью: Джон Паттерсон, который был огромной частью сериала, скончался, и Дэвид тяжело переживал этот опыт. Они знали друг друга всегда.

Майкл: Джон ничего не говорил о своей болезни до самого конца. Ему было всего шестьдесят четыре года. Он умер от рака простаты, и его смерть очень повлияла на Дэвида.

Мэттью: Дэвид – экзистенциальная личность и был очень близок с Джоном. Они дружили еще с выпускного класса. Уход такого близкого человека стал для Дэвида событием духовной жизни. Думаю, он хотел поделиться своим переживанием и начал создавать эту больницу. Помните, мы выстроили больничный интерьер в павильоне и все остальное. Съемки должны были продолжаться там до тех пор, пока Тони, раненный дядей Джуниором, будет находиться в клинике. А потом Тони должен был оказаться в другом мире и стать кем-то другим в иной реальности – Кевином Финнерти, такое имя они придумали.

Майкл: Кто-то из вас сказал мне, что имя Кевин Финнерти выбрали потому, что когда вы произносите его вслух, то слышится «бесконечность», будто Тони стоит на краю вечности. Это действительно круто. Но на самом деле, превратившись в Кевина Финнерти, Джим становится совершенно другим человеком. Трансформация просто потрясающая. Я знаю, что Джиму понравилось такое играть. Он был счастлив принять вызов и стать Тони Сопрано в альтернативной вселенной.

Мэттью: Я помню, как Джим пришел и показал нам, как выглядел Кевин Финнерти. Он был немного похож на Алека Болдуина. Не на Джима. Он просто преобразился. Это было так захватывающе – иметь доступ к подсознанию или бессознательному. Дэвида очень интересовали все эти интуитивные процессы.

Стив: Кстати, голос на другом конце телефонной линии принадлежал не Иди. Девушку на линии играла Венди Хэммерс. Она работала у меня комиком в Вегасе. Но в любом случае, хочу сказать, что многим зрителям не понравились эти эпизоды. Они не поняли их. Но Дэвиду было все равно.

Мэттью: Я никогда не слышал такого раньше в телевизионных сериалах, но актеры говорят друг другу: если ты все понял, то и до зрителей дойдет. Это не та точка зрения, которую во мне воспитывали в телевизионном бизнесе. На кабельном телевидении было буквально так: «Никто ничего не поймет. Совсем никто. Мы только что вернулись после рекламы. Тебе лучше объяснить все еще раз». Но Дэвид находился в этом мире на протяжении всей своей карьеры и ненавидел кабельное телевидение. В «Сопрано» есть вещи, которые, если вы изучите историю ТВ, просто охренительны.

Майкл: Это было необычно даже для «Сопрано». В этих сценах чувствуется истинный буддизм, и не только потому, что там появляются настоящие представители этой религии.

Мэттью: Дэвид изобразил много чего… Он не говорит прямо, и я не знаю, стоит ли мне рассказывать. Насчет продвижения Кевина Финнерти к смерти – я имею в виду, мне пришлось читать «Снежного барса». Дэвид хорошо разбирался в буддизме.

Майкл: «Снежный барс» Питера Маттиссена – книга о настоящем физическом пути, который на самом деле является духовным путешествием, своего рода дзен-медитацией о реальности. О