Гарнизон крепости, ошеломленный внезапным нападением, храбро бросился к оружию. Но, попав меж двух огней, испанцы после героической обороны, продолжавшейся несколько часов, вынуждены были сдаться. Город пылал в огне, две трети гарнизона было убито.

Флибустьеры снова завладели Тортугой. На этот раз они должны были сохранить ее за собой. Испанцы сдались. Д’Ожерон, не желая брать такое количество пленных – кроме гарнизона, на острове были еще мирные жители, – отправил испанцев на судах, взятых в гавани, на Кубу и там отпустил всех на свободу, даже не требуя выкупа. Правда, у них отняли все, что было, и несчастные буквально разорились.

Д’Ожерон назначил Жана Давида комендантом Тортуги, чьи грозные укрепления были восстановлены в прежнем виде. После этого, оставив в крепости гарнизон из трехсот отборных флибустьеров, губернатор с главными руководителями экспедиции вернулся в Пор-де-Пе.

Марсиаль, опасаясь, как бы не раскрыли его связь с испанцами, так храбро сражался возле Монбара, что знаменитый флибустьер счел нужным обратиться к нему с похвалой. Слова Монбара привели молодого человека в замешательство и наполнили его сердце стыдом: он считал себя недостойным такой чести. Но Береговые братья иначе истолковали краску, залившую лицо Марсиаля: они приписали ее скромности и горячо поздравляли молодого человека.

– Ну что? – спросил с лукавым видом Филипп кавалера де Граммона, вернувшись в Пор-де-Пе. – Вы должны быть довольны, капитан. Предприятие прошло превосходно. Можете похвастаться добычей?

Де Граммон искоса взглянул на Филиппа:

– Проклятый насмешник! Клянусь, я отплачу вам! Ведь вы знали, что она уехала с острова.

– Еще бы! – ответил Филипп и, смеясь, повернулся к кавалеру спиной.

Может быть, первый раз в жизни кавалер де Граммон не нашелся что ответить.

Как ни было взятие Тортуги значимо для Береговых братьев, оно явилось только началом другой экспедиции, гораздо более важной. Филипп д’Ожерон замышлял эту экспедицию, чтобы соединиться с любимой женщиной. И скоро мы вновь увидим его, но на этот раз не на маленьком островке, а среди богатых испанских владений в толпе своих друзей, которые, сами того не ведая, стали орудием в руках Филиппа. Они сражались за его любовь (о чем и не подозревали). Эту борьбу, принявшую поистине грандиозный размах, вернее было бы назвать эпопеей, озарившей величием и блеском товарищество страшных хищных птиц – флибустьеров.

Двадцать пятого сентября 16… года, в час, когда солнце обильно проливало свои лучи на землю, томившуюся от зноя, легкая лодка с тремя пассажирами обогнула мыс Какиба-Коа, проплыла вдоль западной части Венесуэльского залива и ткнулась носом в песок возле самого устья безымянной реки, проложившей себе русло в низине, поросшей деревьями и кустарниками.

В течение нескольких минут люди шепотом совещались, тревожно присматриваясь к узким речным берегам. Один из троих, самый недоверчивый, а может быть, самый благоразумный, вынул из кармана подзорную трубу – инструмент очень редкий в то время, – направил ее на какую-то точку в чаще леса, а потом сказал:

– Мы можем покинуть лодку. На целую милю вокруг нет ни одного человеческого существа.

Тогда все трое спрыгнули на берег, крепко привязали лодку, нос которой уже прочно зарылся в песок, и сели под деревьями, чьи густые ветви были отличным убежищем от палящих лучей солнца.

Когда утлая лодчонка, еще только входя в Венесуэльский залив, проплыла на расстоянии ружейного выстрела от башни Гуэт, сонный испанский часовой проводил ее презрительным взглядом. Обманутый жалким видом лодки, он принял ее за пирогу, одну из тех, что индейцы используют для рыбной ловли, и больше ею не интересовался. Однако, рассмотри часовой ее повнимательнее, он непременно испугался бы и поднял тревогу, узнав в двоих из мнимых индейцев ужасных Береговых братьев, и не просто Береговых братьев, а их предводителей: Монбара Губителя и Дрейфа. И тем не менее это именно они так смело вошли в Венесуэльский залив. Их третьим товарищем был человек лет тридцати пяти, огромного роста и геркулесова сложения. У гиганта, как это часто случается с крупными людьми, лицо было открытое, с красным чувственным ртом, к тому же свежее и румяное, как у молодой девушки. Великолепные белокурые волосы ниспадали на его плечи. Словом, внешность силача носила печать очаровательного добродушия, а вовсе не глупости и располагала к себе с первого взгляда.

На голове мужчины красовалась фуражка с козырьком. Одежда его состояла из двух рубах, надетых одна на другую, панталон и камзола из грубого полотна. Его сильные, поросшие волосами икры были голы. Сандалии из свиной кожи предохраняли его ступни от камней или укусов змей. Талию его схватывал пояс из бычьей кожи, на котором висели с одной стороны пороховница и мешочек с пулями, а с другой – ножны из крокодиловой кожи. Свернутая палатка из тонкого полотна, переброшенная через одно плечо, и висевшее на другом плече ружье дополняли картину.

Этот человек был слугой Монбара по прозвищу Данник. Он принадлежал Монбару уже два года. Его, искренне преданного своему господину, Монбар выделял из числа других слуг. Именно Данника взял Монбар с собой в опасную разведку, всегда предшествующую экспедиции флибустьеров.

Мы забыли упомянуть о великолепной испанской собаке, белой с рыжим, с длинными висячими ушами и живыми умными глазами. Пес, носивший благозвучную кличку Монако, выпрыгнул из лодки и по знаку Данника лег у его ног.

По какому стечению обстоятельств эти трое, сопровождаемые собакой, очутились на берегу Венесуэльского залива, так далеко от земли, где они жили, то есть на испанской территории и, следовательно, среди самых непримиримых своих врагов? Это мы, без сомнения, узнаем, прислушавшись к их разговору.

Дрейф, прислонясь к дереву, начал сосредоточенно рыться в карманах, выворачивая их один за другим и явно что-то разыскивая. Наконец, отказавшись от дальнейших поисков, он хлопнул себя по ляжке и с досадой воскликнул:

– Ну вот, только этого еще недоставало!

Монбар повернулся к нему:

– Что случилось?

– Я потерял трубку и табак, – с досадой ответил флибустьер, – понимаешь ты это? Что я теперь буду делать?

– Придется обойтись без них, – сказал Монбар, – до тех пор, пока не достанешь новые.

– Обойтись без табака! – вскричал Дрейф в полнейшем отчаянии.

– Но я не вижу другого выхода, ведь ты же знаешь – я не курю.