— Раймонд Шоу. — Она могла произнести это имя, не впадая при этом в транс, в который погружалась, если слышала, как его произносил кто-то другой. — Меня действительно затрясло от этих слов.

— Ищи хокку, которое окажет на тебя такое же действие.

— А что дальше?

Вместо ответа он принялся листать книгу, не забывая при этом о еде. И уже через несколько минут воскликнул:

— Вот! От этого у меня не холодеет в спине, но я уверен, что хорошо его знаю.

Легкий порыв…

И волны разносят…

Голубые сосновые иглы.

— Хокку Скита.

Согласно примечанию, автором стихов был Мацуо Басё, родившийся в 1644-м и умерший в 1694 году.

Поскольку хокку были очень короткими и их можно было просматривать очень быстро, то не прошло и десяти минут — Марти еще не успела съесть и половины своих скампи[46], — как она сделала очередное великое открытие.

— Вот оно. Написал Иоса Бусон, через сотню лет после твоего Басё.

С запада ветер летит,

Кружит, гонит к востоку

Ворох опавшей листвы.

— Это твое?

— Да.

— Ты уверена?

— Я до сих пор вся трясусь.

Дасти взял у нее из рук книгу и пробежал глазами строчки. От него не ускользнула связь с прошедшими событиями. «…Опавшей листвы…»

— Это мой повторяющийся сон, — сказала она. Казалось, что ее прекрасные волосы вот-вот встанут дыбом, словно она прямо сейчас слышала шаркающую походку Человека-из-Листьев, пробирающегося к ней сквозь тропический лес.

* * *

Столько мертвецов: шестнадцать сотен погибли в 1836 году и еще несколько сот сдуло с доски этим январским вечером по прихоти выпавших костей и случайно вынутых карт. И тем не менее сражение продолжало бушевать с прежней жестокостью!

Разыгрывая сражение при Аламо, доктор одновременно разрабатывал детали завершения жизненного пути Холдена «Скита» Колфилда. Со Скитом должно было быть покончено перед рассветом, но еще одна смерть посреди всей этой многотысячной резни была совершенно незаметной добавкой.

На костях выпали «змеиные глаза» — два очка, а из колоды показался туз пик. По разработанным доктором сложным правилам, это означало, что высшие командиры каждой из армий должны предать свои войска и перебежать к противнику. Теперь мексиканскую армию вел полковник Джеймс Боуи, тяжело больной тифом и воспалением легких, а мистер Аль Капоне бился за независимость территории штата Техас.

Скит не должен был покончить с собой на территории «Новой жизни». Ариман был одним из главных владельцев клиники, хотя это никак и нигде не афишировалось, сделал туда солидные инвестиции, которые нужно было защищать. Хотя не имелось совершенно никаких причин считать, что Дастин или Марти потребуют привлечь лечебницу к ответственности, все же оставалась опасность, что это сделает кто-нибудь из родственников, которых доктор не контролировал, возможно, троюродный дядя, проведший последние тридцать лет в тибетской хижине и даже не встречавшийся никогда со Скитом, в обществе адвоката от общества по расследованию медицинских злоупотреблений, явится через пять минут после того, как этот жалкий любитель наркотиков будет предан земле, и возбудит иск. И тогда жюри, состоящее из специально подобранных идиотов, а другие в наши дни, похоже, не заседают в суде присяжных, вынесет решение — заплатить тибетскому родственнику миллиард долларов. Нет, Скит должен уйти из «Новой жизни» по собственному желанию невзирая на советы докторов, очень неблагоразумно, может быть, со скандалом, и после этого совершить самоубийство в другом месте.

Шарик, выпущенный одним из героев Аламо, сделал рикошет и унес жизни девяти прекрасных мексиканских солдат и двоих из главарей бандитов Аль Капоне, не пожелавших перейти на сторону техасцев вместе с ним.

Святой Антоний Валерийский, давший имя миссии, созданной францисканскими священниками, вокруг которой потом была построена большая крепость Аламо, должен, по-видимому, бесконечно оплакивать жизни, потерянные в тени его церкви — если, конечно, забыть о том, что он умер и перестал что-либо оплакивать задолго до 1836 года. И, очень вероятно, он был бы очень встревожен и в том случае, если бы узнал, что Аль Капоне оказался гораздо лучшим защитником этой священной земли, чем Дэйви Крокетт.

Личной медсестрой, наблюдавшей за Скитом в вечернюю смену, была Жасмина Эрнандес в красных тапочках с зелеными шнурками. Она, к сожалению, была медиком профессиональным и неподкупным. У доктора не было ни времени, ни интереса проводить медсестру Эрнандес через полный цикл программирования только для того, чтобы она оказалась слепой и глухой к тем инструкциям, которые он должен будет дать Скиту. Поэтому Ариману приходилось ждать до конца ее дежурства. Зато медсестра, которая ее сменит в полночь, — ленивая дура. Она с радостью приткнет свою задницу в комнате отдыха персонала, уставится в телевизор и не оторвется от шоу «Полночь», пока Ариман будет колдовать над жалким сводным братом Дастина.

Он не хотел рисковать, давая Скиту инструкции по поводу самоубийства по телефону. Несчастный Колфилд-младший был настолько своеобразным объектом для программирования, что работу с ним необходимо было проводить лицом к лицу.

Полетела скрепка. Пинг! Беда. Полковник Боуи убит. Полковник Боуи убит! Мексиканская армия осталась без командира. Аль Капоне злорадствует.

* * *

Какой прекрасный лес, густой и прохладный. Огромные деревья растут настолько близко друг к другу, что их гладкие красно-коричневые полированные стволы образуют сплошную древесную стену. Марти откуда-то знает, что лес красного дерева, хотя никогда раньше не видела ни одного. Она, должно быть, находится в южноамериканских джунглях, где растет красное дерево, но она не может вспомнить ни своего путешествия сюда, ни упаковки вещей.

Она надеется, что взяла с собой достаточно одежды, не забыла дорожный утюг и, конечно, набор антитоксинов, особенно новейших, потому что змея только что вонзила свои ядовитые зубы ей в левую руку. Нет, один зуб. У змеи, кажется, есть только один зуб, и зуб очень своеобразный, серебристый, прямой и тонкий, как игла. У змеи тонкое прозрачное тело, и она свисает с серебряного дерева без листьев и с одной только веткой, но ведь в Амазонии и должны быть экзотические рептилии и растения.

Судя по всему, змея не ядовитая, потому что Марти совершенно не волнуется из-за укуса, как, впрочем, и Сьюзен, которая тоже участвует вместе с нею в этой южноамериканской экспедиции. Сейчас она сидит в кресле по другую сторону поляны вполоборота к Марти, видно только ее профиль; она сидит так неподвижно и тихо, что, скорее всего, медитирует или погрузилась в свои мысли.

Сама Марти лежит на раскладушке, а может быть, и на чем-то более внушительном, вроде дивана; ложе простегано гвоздиками и имеет теплый отблеск кожи. Наверно, это первоклассный тур по дикой местности, ведь, чтобы тащить с собой кресла и диваны, нужно приложить очень много сил.