– Трое учеников будут испытаны на способность к сосредоточению, – неторопливо шагая к хозяйскому стольцу, рассказывал Эрелису Невлин. – Двое – избранные птенцы здешнего гнезда, третий помладше, не удивляйся, его велел сопричислить я.

Невысокий Эрелис поднял голову, вопросительно посмотрел на вельможу.

– Он недавно прибыл сюда из Чёрной Пятери, – пояснил Невлин. – Я подумал, ты захочешь проверить, путём ли учит воинский путь котла.

Кажется, старик имел в виду развеселить царевича, но неулыба шутки не понял. Болт в своё время тоже наслушался острот. «Ты – Стрела, – говорил Глейв. – Тебе из дому улетать!» И однажды на охоте сам полетел из седла, сломал шею. Пойманному коню отец подрубил ноги. Бросил умирать у тропы. Глейва он, похоже, вправду любил.

Эрелис подошёл к знатному месту, уселся невозмутимо, как на меховую полсть в походном шатре. Снова бухнула дверь. Выскочила царевна, похожая на запыхавшуюся блюдницу ещё больше, чем её брат – на сына чернавки. Она держала моток ниток и старое облезлое бёрдо. Быстро оглядевшись, Эльбиз подхватила тяжёлый подол ферезеи, перебежала к престолу, уселась возле ног брата. Только тогда из прохода для слуг пискливой стайкой посыпались комнатные девки, упустившие госпожу. Последним подоспел дядька Серьга. Невлин замахал на него руками: брысь, брысь! Старый слуга виновато кивнул, увёл девок вон.

Болт отвернулся. Повеситься с тоски можно. Разве так надлежит являть себя людям наследнику Андархайны, пусть даже недельщине третьему, выросшему среди черни? Вот отец не ждал никого, никогда. Это его, вытянувшись в струнку, ждали домочадцы и дворня, а когда выходил – боялись дохнуть. А замест кошчёнки на руках у него был меч при бедре и кольчуга под суконником, на посрамление вражьему вероломству. И рынды у Сварда Нарагона стояли в белых кафтанах, разве без позолоты, надлежавшей царской охране…

Вот кто истинный государь был бы.

На что старик взялся так возиться с бестолочным мальчишкой, которого сам поначалу признавать не желал? Может, лучше бы ему попомнить деяния Гедаха Шестого, воссевшего на трон через брачение?..

Болт нашёл взглядом царевну, склонившуюся над бёрдом. Представил её, угловатую, мальчишистую, в постели. Содрогнулся. Когда уже ей няньку найдут из красных боярынь, чтобы наставила на ум?

Невлин обозрел зал. Кивнул служителю учельни:

– Пусть начинают.

Тощий служитель бегом скрылся за занавесью. Там послышался топот, возня, плеск, полстина колыхнулась… и на подвысь у начала забора вытолкнули перепуганного юнца. Высокий войлочный колпак, увенчанный махрами, сползал ему на глаза. Отрок держал на ладонях большое блюдо, по самые края налитое водой.

– Унот должен обойти прясельник, не расплескав воду, – негромко пояснял Невлин царевичу, стараясь, чтобы поняла даже несведущая царевна. – Его будут всячески искушать, смотри пристально, господин…

Паренёк на подвыси нерешительно оглянулся через плечо, но сзади его ткнули, понукая вперёд. Делать нечего, он крепче схватил блюдо, ступил на узкую доску…

Он-то ждал, ему прикажут без ошибок считать!

Стоило Тадге сделать полдесятка шагов, как в срединном шатре пронзительно заверещала дудка. Унот вздрогнул, остановился, повернул голову. В шатре того только и ждали. Матерчатые стены разом облетели на пол. Ярко запылали подожжённые светочи…

…и Невлин чуть за голову не схватился от ужаса. Источница Айге предваряла его, что юношей на испытании будут сбивать с толку девичьи танцы, но это!.. Хоть всё напрочь бросай, уводи царевну от неподобного зрелища!.. Едва расцветшие тела, лишь для виду прикрытые лентами, вереницами бус… накладные ресницы, претворяющие каждый взгляд в лукавый призыв… дивные манящие кудри, светлорусые у двух, иссиня-вороные – у третьей… тонкие, гибкие то ли руки, то ли крылья, распахнутые для полёта…

Все взгляды неудержимо тянулись к милым плясуньям. Окаменел Невлин, взабыль таращились рынды, шагнул вперёд Болт… Лишь Эрелис продолжал гладить кошку. Царевна, как обещала, не подняла головы от рукоделья, но искоса наверняка полюбопытствовала и она.

Госпожа Айге опустила дудку.

– Всё! – весело сказала она. – Готово!

Ученик на полочке захлопнул рот, встрепенулся… Правая рука у него стояла на пядь выше левой. Вода из блюда почти вся успела вылиться на пол.

– Ступай, дитя, – сказал Невлин.

Отрок заметался. Идти вперёд казалось глупо, назад пятиться – вовсе. Он спрыгнул, поскользнулся в луже, едва не выронил блюдо, исчез за полстиной…

Матерчатые стены шатра, увлекаемые верёвками, поползли вверх, светочи погасли.

Второму ученику хватило сосредоточения миновать юных прелестниц. То есть сначала он раскапустился, как и первый, но вода облила ему пальцы – очнулся. Через великую силу отодрал взгляд от капелек росы на нежных телах. Пошёл дальше.

Он-то ждал, здесь велят толковать и красиво чертить додревние буквицы…

Источница Айге почти не целясь вскинула небольшой самострел. Стрела пошла с жутким воем, от которого подпрыгнули рынды, выметнул руку Болт, а старик Невлин, кажется, прянул вперёд, на защиту царевича. Тупой снаряд разлетелся щепами о стену под потолком… и в тишине стал слышен затихающий дрызг. Это искрошилось по полу упавшее блюдо.

– Готово, – засмеялась Айге.

Ардван подхватил колпак, свалившийся с головы, начал собирать осколки, бросил, стыдливо прыснул за полсть…

После короткого ожидания пустили третьего ученика.

Выкормыш Чёрной Пятери был года на два моложе первых двоих, притом хрупок телом. По мнению Болта, всё вкупе давало ему несправедливое преимущество. Мальчишка прошёл мимо дивных плясуний, даже не покосившись, с отрешённой полуулыбкой. Так вперился в блюдо с водой, словно оно заключало в себе погибель вселенной. Наверное, просто не дорос ещё любоваться на девок, рассудил Болт. Когда паренёк не дрогнул под гудящей стрелой, презрительная уверенность поколебалась.

«Глухой, что ли?..»

Ознобиша тоже загодя боялся, тоже гадал о природе испытания, но на самом деле не ждал ничего, потому что его торили воином, а воин должен быть готов всегда и ко всему.

Источница Айге одобрительно прищурилась, взяла другую стрелу. Длинную, с наконечником, обмотанным паклей. На сей раз она целилась тщательно.

Мальчишка продолжал идти, ровно ступая по узкой доске.

Стрела сорвалась с лонца, окунулась в языки светоча, вспыхнула.

Чиркнула по макушке высокого колпака…

Пакля и шерстяные махры были напитаны одинаковой смесью. Она не столько пламенела, сколько сыпала искрами, дымила и премерзко воняла.

Худенький паренёк продолжал невозмутимо шагать, неся на голове трескучий костёр, а в руках – воду.

Одолев весь забор, он скрылся за полстью. Там протопали поспешные шаги, что-то зашипело – и приглушённо прозвучал мальчишеский голос, полный удивления: