Современная психология переоткрыла догадку Токвиля, дав ей название «плюралистического неведения» (pluralistic ignorance). В крайних случаях никто не верит в истину какого-то высказывания, но полагают, что все остальные в него верят. В более реалистических случаях большинство людей в нее не верят, но убеждены, что верит большинство. Обе ситуации отличаются от патологических случаев, когда все публично высказывают определенное убеждение и при этом никто не придерживается его в частном порядке. Такая культура лицемерия в крайней степени была свойственна коммунизму, по крайней мере, в его финальной геронтократической стадии. Плюралистическое неведение и культура лицемерия могут опираться на один и тот же механизм, а именно на страх осуждения или наказания за выражение иных взглядов. Различие заключается в том, что при плюралистическом неведении осуждение является горизонтальным – разделяется только согражданами, которые ошибочно полагают, что им следует подвергать остракизму инакомыслящих, иначе они сами окажутся его жертвами. Культура лицемерия, наоборот, действует посредством вертикально налагаемого наказания: те, кто не выражает энтузиазма по поводу выполнения плана или ненависти к классовому врагу, могут потерять работу или с ними может случиться что-то похуже. Вертикальное наказание может затем порождать горизонтальные следствия, если люди будут избегать или наказывать инакомыслящих, чтобы самим не быть наказанными за инакомыслие.

Плюралистическое неведение также отличается от механизма, лежащего в основе синдрома стороннего наблюдателя, имевшего место при убийстве Китти Дженовезе. В условной версии последнего случая каждый индивид полагал, что его пассивность оправдана пассивностью других. Причина состояла не в социальном давлении, не в желании соответствовать нормам группы, поскольку 38 посторонних наблюдателей были слишком разобщены, чтобы образовать сообщество. Скорее пассивность оправдывалась следующим заключением: поскольку никто больше ничего не делает, ситуация не может быть серьезной. «Сырые данные» (крики девушки) заглушались этим выводом. Вскоре мы рассмотрим этот механизм более подробно. Здесь я только хочу заметить, что данная ситуация не предполагает плюралистического неведения, поскольку нет расхождения между тем, во что человек верит частным образом, и теми убеждениями, которые он приписывает остальным.

В качестве иллюстрации плюралистического неведения использовалась культура потребления алкоголя. Во многих американских кампусах существует культура пьянства среди студентов, особенно мужского пола. Многим из них не нравится такой высокий уровень потребления, но они соглашаются пить, потому что ошибочно полагают, что и другие соглашаются[287]. Их поведение по отношению к алкоголю сообразуется с тем, что они ошибочно считают типичным поведением на кампусе, а не с их частными взглядами. Еще один пример может быть почерпнут из эксперимента, в котором студентам предлагалось прочесть статью, сознательно написанную в таком бестолковом стиле, что она была практически нечитаемой, после чего их спрашивали, насколько хорошо они ее поняли и насколько хорошо, по их мнению, ее поняли другие. В одном случае студенты имели возможность подойти к экспериментатору и попросить у него помощи; в другом им было четко сказано, что они не могут этого сделать. Но даже в первом случае студенты не стали подходить к экспериментатору, потому что процедура была связана с риском поставить себя в неловкое положение. Однако каждый студент полагал, что, если он или она стеснялись обратиться за помощью, другие не делали этого, потому что понимали статью и не нуждались в помощи. Короче говоря, студенты в этом случае были склонны считать, что другие понимают статью лучше, чем они сами. В другом случае это различие исчезло. Гипотетически этот эффект мог быть связан с «синдромом старшего ребенка». Как отмечалось в главе XVIII, мы все осознаем наши тревоги и страхи, но так как у нас нет прямого доступа к внутреннему миру других, мы склонны считать их более зрелыми и лучше владеющими собой.

Исследование потребления алкоголя на кампусе также показало, что со временем частные мнения, представления о мнениях других и поведение пришли во взаимное соответствие, из чего следует вопрос о стабильности плюралистического неведения. В действительности, оно может исчезнуть двумя способами: если ложные представления о других становятся истинными и если люди перестают их придерживаться. Если каждый человек принимает убеждения, которые он или она (ошибочно) приписывают другим, такое приписывание действительно может стать правдой. Вероятнее всего, это происходит посредством редукции диссонанса, вызванного либо дискомфортом от несогласия с большинством, либо дискомфортом из-за того, что приходится говорить одно, а верить в другое. Похоже, именно так и происходит с потреблением алкоголя на кампусе.

С другой стороны, ситуация может «распасться»[288]. Предположим, 20 % членов группы показывают своим поведением, что они не разделяют общего убеждения и что оставшиеся 80 % признают его только на словах, потому что им требуются 20 % нонконформистов, чтобы стать таковыми самим. Предположим, в частности, что в группе из 100 человек есть 20 нонконформистов, 10 человек, готовых «открыться», если это сделают, по крайней мере, 25 человек; 15 человек, которые пойдут вслед за (как минимум) 35, и 55, которые присоединятся, если не менее 50 человек раскроют свое истинное отношение. Известно, что культура большинства устойчива. Однако предположим, что 5 самых закоренелых конформистов уходят или умирают и их замещают 5 нонконформистов. В этом случае большинство развалится. 25 нонконформистов создадут условия для того, чтобы к ним присоединились еще 10 человек; полученные таким образом 35 привлекут еще 15, тем самым создав требуемый порог для того, чтобы к ним присоединились оставшиеся 50. Вместо того чтобы считать этот процесс распадом конформизма, мы также можем рассматривать его как лавинообразный рост нонконформизма. В дальнейшем мы обнаружим подобную динамику в коллективных действиях (см. главу XXIV).

Конформизм может распадаться и многими другими путями. Случай маленького ребенка из сказки Андерсена отражен в эксперименте с соотнесением линий: стоит только одному подсадному лицу высказать верное мнение, что D ближе всего по длине к линии В, конформизм практически исчезает. В качестве другого примера рассмотрим распространенную в Англии и во Франции веру в то, что король своим прикосновением может излечивать золотуху. Реформация подорвала эту веру, поскольку католикам во Франции и англиканцам в Англии приходилось теперь объяснять, почему подобные свидетельства из других стран фальшивы. Но признание возможности грандиозного коллективного заблуждения оказалось слишком опасным, поскольку якобы недостоверные доказательства, использовавшиеся для поддержания этой веры в других странах, не слишком отличались от тех, что применялись в их собственных.