Казаки-часовые, стоявшие на крыльце воеводских хором, где жил теперь атаман, не раз уже отгоняли какого-то настырного жидовина, который все лез повидаться с ясновельможным паном-атаманом.

– Ша!.. – возмутился, наконец, один из них, побывавший в свое время на Украине. – Вот лезет бисов сын!.. Та тебе ж, дурню, кажуть, що у атамана старшины, що неможно… Колы треба, так сидай вот туточки и ожидай…

– Ахххх… – всплеснул руками жидовин. – Так мне же треба не по своему делу!.. Казаки сегодня уходят дальше, а дело самой первой важности… Ясновельможный пан гетман озолотит вас, если вы меня к нему допустите – прямо-таки вот так с головы до ног и озолотит…

– Да ты кабыть в тюряге тут сидел, как мы пришли?.. – присмотревшись к нему, сказал другой часовой.

– Сидел. Вот по этому самому делу и пришел я к ясновельможному пану-гетману…

– А ну геть!.. – потеряв терпение, крикнул вдруг первый. – Довольно балакано… Геть!..

Жидовин, невысокого роста, жирненький, с неприятно белым лицом, с черными, в перхоти, пейсами, скатился с крыльца.

В горнице стукнуло окно.

– Что еще там? – раздался сильный голос Степана.

Жидовин, присмотревшись к атаману, весь даже скрючился отчего-то, но тотчас же, овладев собой, заулыбался и закланялся…

– Ах, ясновельможный пан гетман!.. У меня к вам дело огромной важности, а казаки ваши – такие строгие, такие верные!.. – никак не пускают меня… Не свое дело, нет, а я для вас стараюсь… И что такое не пускать? Ежели мое дело не подойдет ясновельможному пану гетману, ясновельможный пан даст мне в зад пинка, только и всего, а если подойдет, ясновельможный пан наградит Иоселя… Одна минута, и все готово…

Эта готовность получить в зад пинок была так убедительна, что никак нельзя было Иоселю сопротивляться.

– Пустите его, казаки!..

Иосель катился уже по лестнице. Казаки враждебно покосились ему вслед.

– Ясновельможный пан гетман… Падам до ног…

– Но, но, но… – грозно прикрикнул на него Степан. – Я этого не люблю. Кто ты, откуда, зачем? И чтобы не врать, а то…

– Ой, как же можно врать такому ясновельможному пану? Я скорее язык откушу себе, чем…

– Не вертись… И постой: мне говорили, что в тюрьме жидовин один был. Это ты, что ли?

– Я, ясновельможный пан гетман, я…

– За что посадили?

– Невинно, ясновельможный пан гетман, видит Бог, невинно… – изгибаясь и поднимая обе руки с растопыренными пальцами кверху, заговорил Иосель. – Я на Москве был и вот… и вот там… оказались нехорошие люди, которые – уж вы будьте милостивы, ясновельможный пан гетман… – старые медные деньги на серебряные перебеливали. Ну всех их похватали: сперва, как полагается, на правеж, а потом горячим оловом горло им всем позаливали… А я, точно нарочно, знаком с ними был. И меня схватили. Но начальные люди сразу увидали, что Иосель чист во всем, как новорожденный младенец, что его оговорили по злобе… О, московских начальных людей не проведешь!.. – в упоении закрыл он глаза, поматывая растопыренными пальцами правой руки туда и сюда. – На три аршина в землю они видят… Но чтобы Иосель был в выборе своих знакомцев осторожнее, старый дурак, они постегали его маленько на кобыле и послали на вечное житье в Астрахань… И вот ясновельможный пан гетман – дай ему Бог много лет здравствовать!.. – освободил меня, бедного человека, и я – только из благодарности, ясновельможный пан гетман, верьте мне, – решился передать вам об одном важном деле. Ясновельможный пан гетман хочет дать черному народу волю, и вот я…

– Какое дело у тебя до меня?.. – перебил его Степан, которому он уже надоел.

– А может, ясновельможный пан гетман дозволит переговорить не в сенях?..

– Так что мне, в крестовую, что ли, тебя вести?.. – нахмурился Степан. – В передней у меня свои люди… Говори здесь. И поживее: мне надо на берег пройти…

– Я знаю, что у ясновельможного пана гетмана великие расходы… – заторопился Иосель, сразу понизив голос и приняв таинственный вид. – Нужны гроши и на войско, и еще больше нужно грошей населению, чтобы оно видело щедрость ясновельможного пана гетмана и шло бы за ним охотнее…

– Ну?

– Ну, так вот… – затруднился Иосель и, вдруг осторожно блеснув на атамана своими черненькими глазками, добавил: – Так вот, если угодно ясновельможному пану гетману, я с его разрешения мог бы для ясновельможного пана гетмана… перелить медные деньги на серебряные…

Степан в упор смотрел на него: казны у него хватает, но разве излишек кому когда мешал?..

– Конечно, для храбрых казаков такие деньги не годятся, – продолжал Иосель. – Казаки народ умный – о, какой умный. Но вокруг много мордвы по лесам, черемисы, чуваши. Эти люди совсем неученые и им можно было бы, вот как мои московские знакомцы делали, много таких денег сдать. А им, можно сказать, все равно – что они понимают?.. И мужички принимать будут, особенно если полутче сделать, посветлее…

Степан думал. Иосель, подобострастно изогнувшись, ожидал. Кто же себе доброго не желает? – думал он. – Ясновельможный пан гетман свои дела очень понимает: в воеводские хоромы вот забрался, и дочку себе воеводскую взял, и одет весь в шелку да бархат и золота сколько на нем надето – ай-вай-вай…

– И если дела у ясновельможного пана позамнутся – чего не дай Боже, – продолжал он очень убедительно, – то для московских людей будет очень много хлопот: разве разберет когда все это быдло, какие деньги настоящие, а какие нет? Большое дело, ясновельможный пан гетман!.. – очень убедительно и липко добавил он.

– Надо обдумать… – сказал Степан. – Идем на берег, там у меня дело есть, а потом ты мне обскажешь все толком…

– Куда прикажет ясновельможный пан гетман…

Не успели они, однако, выйти за ворота, как сразу наткнулись на Тихона Бридуна, который, сопя, тяжело колыхался куда-то. Едва увидел Бридун Иоселя, как сразу точно окаменел, вытаращил глаза и раскрыл рот.

– Иоська, ты?! – едва выдавивши он из себя и в бешенстве вдруг схватился за свою кривую саблю. – Ну, того разу ты не втичешь мени, собачий сыне!..

Степан шагнул между ними.

– Стой!.. В чем дело? – сказал он. – В чем он пред тобой провинился?..

Бридун прямо задыхался.

– Hи, ты наперед скажи мени, як вин, писля всего, що було, знове до тебе влиз… – просипел он, весь багровый.

Степан, удивленный, в двух словах, передал все. Иосель стоял, не подымая глаз, но на щеках его, под пейсами, что-то мелко дрожало. Уставив на него сердитые глаза и тяжело сопя, запорожец внимательно слушал. Несколько казаков с любопытством остановилось в отдалении.

– Ну? – проговорил Степан. – В чем же дело?

Бридун с яростью сорвал с себя красноверхую шапку и бросил ее на землю.

– Эй, козаки, пидходить близче!.. – крикнул он сипло. – Слухайте ycи, шо старый Бридун говорить буде. Уcи идить за сьвидкиве!.. Так… Ось як перед Богом: гроши у Mocкви перебелявши вин, а всыпались наши телята. Им горло растопленим оловом залили, а вин ось вже в Caмapи похожаеть…