– Ну а как же иначе. – Похоже, он не сомневался, что бывшая невестка не откажет ему. – Так ты поможешь Клариссе?

Мод склонила голову. Ей было до глубины души жаль бедную девочку, обстоятельства жизни которой напомнили ей собственное детство. Несладко расти без матери, с безразличным отцом.

– Конечно, я заберу ее, – сказала Мод и ободряюще улыбнулась малышке.

Хьюберт выпустил руку своей подопечной, наклонился к ней и пояснил:

– Это леди Фицуорин. Ты у нее поживешь немного, пока мы не найдем тебе постоянное жилище.

– Да, ваше высокопреосвященство, – важно сказала Кларисса своим высоким детским голоском, явно копируя интонации взрослых, и сделала Мод книксен, продемонстрировав безупречные манеры.

У Мод защемило сердце, когда она вспомнила, как в детстве бабушка вечно мучила ее лекциями о приличных манерах.

Удовлетворенный, Хьюберт кивнул и удалился, закрыв за собой дверь.

Ненадолго наступила тишина. Пока Мод решала, как лучше прервать ее, Хависа взяла инициативу на себя. Продолжая для надежности одной ручкой держаться за мамины юбки, она шагнула навстречу новенькой.

– Сколько тебе лет? – спросила она.

Кларисса строго посмотрела на девочку.

– На день святой Анны исполнилось восемь, – сказала она.

У Хависы от восхищения и почтения округлился рот, так что Мод еле сдержалась, чтобы не улыбнуться. Малышка смотрела на взрослых как на титанов, которые могли быть добрыми, а могли быть и жестокими, в зависимости от своих капризов и ее поведения. Перед старшими же детьми она благоговела. «Когда я буду большой девочкой…» – это было любимой песней Хависы.

– А мне почти четыре, – соврала она. – Ты умеешь играть в ладушки?

Через несколько секунд Клариссу уже усадили на коврик из стеганой овчины играть в ладушки, и вся неловкость разом пропала. Хависа пригласила – Кларисса согласилась: серьезно и учтиво.

Эта первая встреча задала тон всему пребыванию Клариссы в семействе Мод. Грейсия в шутку называла ее за глаза святая Кларисса, из-за терпеливости и неизменно доброго расположения духа маленькой воспитанницы. В отличие от Хависы, у которой настроение было так же капризно, как ее волосы, Кларисса обладала спокойным и кротким нравом. Она любила шить и прясть. Она обожала малышку, и ей нравилось играть для Хависы и Ионетты роль старшей сестры. А еще Кларисса отличалась аккуратностью, и одежда ее никогда не бывала грязной. Единственное, что смущало Мод, это излишняя серьезность и рассудительность воспитанницы: ей порой хотелось, чтобы Кларисса вела себя как восьмилетний ребенок, а не как взрослая женщина. Но постепенно стало ясно, что такова уж натура их гостьи. Мод привязалась к ней и боялась, что в один прекрасный день Хьюберт заберет девочку, продав кому-нибудь право опекунства или найдя Клариссе подходящего жениха. Мод понимала, что лучше бы не прикипать к гостье сердцем, чтобы не мучиться потом, когда придет час разлуки, но не могла, да и не хотела лишать сироту любви.

– Когда папа Хависы вернется домой? – однажды февральским промозглым утром спросила ее Кларисса.

К тому времени девочка жила с ними уже полгода. Зима подходила к концу. Они с Мод, как две подружки, сидели у оконного проема за рамой для вышивания, а Ионетта и Хависа ушли на улицу с Грейсией.

– Как только сможет. – Мод постаралась придать голосу уверенности. А и правда, когда?

Кларисса склонилась над рукоделием и грациозно сделала несколько стежков. А потом, не поднимая головы, задала следующий вопрос:

– Он умер, да?

– Нет, конечно же нет! – вздрогнула Мод и перекрестилась. – С чего это ты вдруг взяла?

– Когда моя мама умерла, мне сказали, что она «уехала», – ответила Кларисса и аккуратно вколола иглу в ткань. – Я ждала-ждала, когда она вернется, а она так и не вернулась, потому что умерла, а мне так никто ничего и не сказал.

Девочка держалась с таким самообладанием, что Мод захлестнула невыразимая жалость. Она обняла Клариссу за узенькие плечики и прижала к себе.

– Папа Хависы поссорился с королем Иоанном и был вынужден уехать из Англии, – пояснила она. – Клянусь тебе, что он жив и здоров.

Кларисса кивнула и нахмурилась.

– А когда он вернется? – повторила она, скосив на Мод глаза, и та поняла, что девочка не поверит, пока не увидит Фулька собственными глазами.

– Ну, точно сказать не могу… Буду с тобой честной: мне не хватает его, и я сама бы очень хотела знать, когда папа Хависы вернется.

Это прозвучало так, будто Мод сама себя обманывает. Она вздохнула и принялась искать подходящий шелк для вышивки, но все цвета расплывались и кружились перед глазами, так что невозможно было найти нужную нитку.

Теплый майский бриз перебирал фалы и хлопал свернутыми парусами в гавани Ла-Рошели. Серебристая чайка, покружив над головами людей, села на рею стройной галеры.

– Домчу вас до Англии всего лишь за сутки, – говорил Фульку Мадор, капитан корабля. – Быстрее, чем баклан скользит над водой. – Он хлопнул в ладоши и потер руки, не сводя с потенциального пассажира буравящего взгляда маленьких глаз, окруженных морщинами. – Ну, что скажете?

Фульк оглядел судно. По здравом размышлении, подошел бы любой корабль, курсирующий через пролив. Стоящее чуть дальше у причала старое судно виноторговцев или рыбацкая шхуна под красным парусом, только что сбросившая груз привезенных из Кента устриц. Но Фульку не хотелось размышлять здраво. Ему хотелось сделать широкий жест: именно поэтому он присматривался к самому большому из всех пришвартованных у причала кораблей. Галера сверкала новеньким обшитым корпусом и удивляла богатой резьбой на носу. Если уж возвращаться домой, то с шиком. Фульк решил, что не станет позорно укрываться на какой-нибудь дрянной лодчонке, провонявшей моллюсками или кислым вином. Можно было, конечно, на прошлой неделе отплыть вместе с Хьюбертом Уолтером и епископом Норвичским, но тогда пришлось бы ехать на их условиях, а Фицуорин в тот момент не был уверен, что готов их принять.

– Скажу, что, если мы сойдемся в цене, я арендую судно, – ответил Фульк.

Они направились в портовую таверну, где выпили терпкого красного вина и закусили горячими оладьями с козьим сыром. После ожесточенного торга цена была установлена и половина денег выплачена вперед.

– Не зря, видать, говорят, что успехи на ристалище позволяют разбогатеть, – заметил Мадор, ссыпая деньги в кожаный кошель, какие бывают у моряков.

– Откуда вы знаете, что мы участвовали в турнирах? – удивился Фульк.

– Да у вас на лицах все написано, – хмыкнул капитан и кивнул на Уильяма, который только что к ним присоединился. – Такой молодой, а уже половины зубов нету, одно ухо разорвано. Не жалеет себя человек. – (Уильям негодующе посмотрел на него.) – Или взять вас, милорд. – Мадор протянул руку к Фульку. – У вас на носу отметина – всю красоту испортила. Небось шлем в лицо вколотили?