– И чья берет?

– Пока ничья, но он, мерзавец, хамит и жульничает!

– На него похоже! Мы тоже вроде пока целы! Гюнтер сегодня разговорчивый как никогда – целых три слова вместо двух обычных произнес, а вообще ему тут тесновато!

Договорить нам не дал ураганный огонь, открытый противником по нашим укрытиям. Я догадался – бойцы Бернарда прикрывали того, кто зачем-то рвался к «хантеру», – но мы ничего поделать уже не могли. Мне, Саймону и Конраду только и оставалось, что попрятаться за простенками и не высовываться. По видимому мной в боковое окно осыпаемому пулями убежищу Михаила и Гюнтера приходилось констатировать, что тем тоже несладко. Из нас отстреливался один Вацлав, и его выстрелы красноречиво свидетельствовали о том, что поляк будет бороться со своими врагами до самого конца. Вот только и он, и мы предчувствовали, что конец тот будет для него далеко не победным...

Когда же снова воцарилось затишье и я краем глаза смог оценить обстановку, возле «хантера» Бернарда уже никого не было. Но валявшийся на земле сдернутый с кузовка брезент говорил, что так усердно рвавшийся к автомобилю боец сумел заполучить то, что хотел. Но что же такое важное скрывал под собой этот кузовной тент?

– У них наверняка еще остались гранаты, – поделился догадкой Саймон. – А больше нас здесь ничем не возьмешь.

– Далековато для броска гранат, – не согласился я. – Но, кажется, я знаю, что он нам готовит. Помнишь те штуки, которыми поджаривали нас на дамбе у острова?

– Эти адские трубы, один плевок которых способен спалить «самсон» за долю секунды? – Конечно же, Саймон не мог позабыть такого. – Но мне помнится, Аврелий передал их парижским Защитникам в качестве откупного...

– Неужто ты думаешь, что Бернард не оставил себе одну-две в качестве памятного сувенира? – усмехнулся я. – Я бы не стал так недооценивать нашего злобного старичка...

Мы переглянулись: до нас только сейчас дошло, что, говоря о нашей скорой кончине, «злобный старичок» нисколько не преувеличивал и не испытывал по поводу нее ни малейшего сомнения.

Еще минуту-другую наши стороны позанимались малоэффективной в данном случае позиционной войной. И мы, и Охотники, были надежно укрыты за препятствиями, а потому обмен пулями между нами носил скорее сдерживающий характер, нежели ставил перед собой цель поразить кого-либо конкретно.

– Эрик, эти мерзавцы расчехлили какое-то бревно! – внезапно прекратив огонь, прокричал мне Михаил. – Похоже на иудовский гранатопускатель!

– Где, мать твою?! – не на шутку обеспокоился я, поскольку нам из казармы ничего такого заметно не было. – По какому флангу?

– По твоему! Но мне их не достать – они по уши зарылись в канаву возле вышки! Поберегитесь там!

Значит, к нашему глубокому сожалению, я оказался прав. А на что способны эти чудовищные «бревна», мы насмотрелись достаточно, и потому...

– Ваша честь! Саймон! – приказал я своим соратникам. – Быстро в коридор на лестницу – сейчас шарахнет!

Между коридором и тем помещением, где мы засели, была толстенная капитальная стена, которая выдержала бы – я уверен – не один гранатометный выстрел. Похватав оружие, мы как можно скорее покинули наши позиции и, выскочив в коридор, схоронились на ступеньках ведущей с первого этажа на второй лестницы.

Удар страшной силы не заставил себя долго ждать, и я мысленно возблагодарил русского за его наблюдательность. Главная казарма содрогнулась от фундамента до оголенных стропил разрушенной крыши...

Однако граната угодила совсем не туда, куда мы ожидали. Из дверного проема нижнего этажа на нас обрушилось густое облако дыма, кирпичной крошки и пыли, обдав меня, британца и магистра всей этой дрянью с ног до головы.

«Вацлав!» – щелкнула у меня в голове резкая, как пистолетный выстрел, мысль, которую я немедля и продублировал:

– Вацлав! Вацлав, ты жив? Отзовись!

Ничего. Только было слышно, как в том углу, где он залег, обваливаются со стен сколотые взрывом пласты штукатурки.

– Ваша честь! Ваша честь, оглохли, что ли? – Я встряхнул за плечо сжавшегося в уголке и зажмурившегося Конрада. Тот встрепенулся и посмотрел на меня взглядом побитой собаки – похоже, коротышка только что пожалел о том, что не уехал вместе с байкерами к петербуржцам. – Идите, ваша честь, проверьте, как там Вацлав, а мы пока попробуем нащупать логово этих пушкарей...

Честно сказать, я не понимал, зачем было тратить столь мощный заряд на одного-единственного стрелка с автоматической винтовкой. Видимо, гранатометчики Бернарда по неопытности неверно выверили прицел и потому промахнулись по верхнему этажу. Однако же залетев на нижний, граната свое грязное дело все-таки сделала...

То, что мы с Саймоном увидели по возвращении на позиции, никак нельзя было назвать желанным развитием событий. Под прикрытием гранатомета Мясник отправил две небольшие – по три человека – группы, дабы те, продвигаясь по противоположным склонам перешейка, обошли заставу с флангов. Точнее, засекли мы лишь одну группу, заходящую по нашей стороне, но – я был полностью убежден, – что по другому краю шла точно такая же, поскольку условия местности там являлись даже более выгодными.

На этот раз нам немного повезло. Выпустив вслед бегущим к склону бойцам Мясника по длинной очереди, мы смогли-таки прикончить одного из них. Он повис на бетонном парапете, не добежав до спасительного укрытия всего пару-тройку шагов. Но оставались еще двое, которые отказываться от своих намерений не собирались.

– Михаил! – стараясь перекричать грохочущий пулемет Саймона, позвал я русского. – У вас гости по левую руку!

– Спасибо, швед! Видим их – ползут на брюхе вдоль воды, как жабы! – отозвался он бодрым, как и всегда, голосом. – А вам советуем опять поберечься! Если не ошибаюсь, то эти типы затолкали в трубу новую болванку!

– Эрик, глянь-ка! – Саймон, оторвавшись от пулемета, указал в направлении врага. – Их становится все больше и больше!

А как хорошо все начиналось! Мы тут – они там; сидим на месте да постреливаем друг в друга для острастки... И вот теперь вдобавок к гранатометчикам и обходившим нас с фланга штурмовикам к Мяснику прибыло первое подкрепление – два «сант-ровера» остановились, не доезжая ста метров до позиций Бернарда, и восемь высыпавших из них бойцов, пригнувшись, подтягивались к обломкам бетонного заграждения.

– Да, старик, похоже, настоящая работа только начинается, – ответил я. – Бежим-ка вниз; наши трубадуры опять готовы протрубить для нас похоронный марш...

Выстрел гранатомета раздался гораздо раньше, чем я рассчитывал. Понимая, что, залети граната в окно – и нас уже не спасет ничто, мы все-таки инстинктивно попадали на пол, позакрывав головы руками и зажав уши.

Но на сей раз смертоносный подарок предназначался не нам. Расположившись напротив главной казармы, гранатометчики ударили по убежищу Михаила.

Лежа на полу, я не смог пронаблюдать, куда угодила граната, но последствия ее попадания заставили нас с Саймоном позабыть обо всем и уставиться в боковое окно, через которое я только что предупреждал Михаила об опасности. Опасности хоть и спрогнозированной, но все равно неожиданной, как упавший на голову кирпич.