Максим пошел в сарай, чтобы принести еще дров, а Инга открыла тиндер и начала лениво смахивать анкеты. Она сразу вспомнила предостережение Максима, но только улыбнулась себе под нос. Впрочем, сейчас что угодно вызывало у нее улыбку. Так она листала некоторое время, а потом замерла. С экрана на нее смотрел Илья.

Не было ничего особенного в том, что она наткнулась на анкету Ильи. Она ведь и раньше ее видела в тиндере, много месяцев назад, сидя здесь же, на даче. Тем не менее сейчас Ингу это совершенно потрясло. От разморенной идиллии, в которой она купалась, разом не осталось и следа, словно Ингу со всей силы выбросило на берег. Она разглядывала фотографию Ильи как какое-то откровение. Его анкета не изменилась: те же снимки, та же подпись про Сартра и Рассела. Шагов Максима Инга не услышала.

– Да, вино хорошо пошло, – сообщил он, ссыпая поленья на землю и отряхиваясь. – Я там в сарае пару раз чуть не навернулся. Много у нас его осталось?

Инга подняла на него глаза, но ничего не ответила. Максим, только что такой благодушный, изменился в лице:

– Что случилось? У тебя такой вид…

– Ничего, – моргнув, после паузы ответила Инга.

Она не знала, говорить ли Максиму про Илью. В последнее время по негласному правилу они больше не обсуждали ни его, ни Ингину работу в целом. Да и что тут скажешь? Ну выпал ей его аккаунт, что тут такого.

Тем не менее, поколебавшись, Инга все же вручила Максиму телефон.

– А-а… – протянул он с разочарованием и облегчением одновременно. Листнул экран несколько раз, рассматривая фотки. – И это оно тебя так поразило?

– Да просто не ожидала. Что-то так хорошо было, а тут он.

– Понимаю. Представляешь, если бы он замэтчился тут с тобой? Ну, не с «тобой», а с какой-нибудь из твоих подставных баб? Было бы смешно. Так что там вино, осталось же?

– Что ты сказал?

– Вино, говорю…

– Да нет, про баб?

Максим, казалось, смутился.

– Да я пошутил. Плохо вышло. Ну просто решил, что это было бы забавно, если бы он повелся на эту липу. Но я просто не подумал, вообще ни разу не забавно, пусть держится подальше. – Он наконец-то рассмеялся и протянул Инге телефон. – Тиндер – зло, я же говорю. Лучше удали его.

– Я за вином.

Однако, когда Инга вошла на кухню, она не двинулась к холодильнику, а замерла, прислонившись к стене так, чтобы Максим с улицы ее не видел. Ей нужно было остаться одной и подумать.

Она заманит Илью в ловушку с помощью тиндера. Эта идея не подлежала сомнению. Инга точно знала, что это то самое, зацепка, которую она так долго ждала. Она понятия не имела, что и как именно она сделает, но начинать надо было здесь. Как на рыбалке, когда видишь, как поплавок резко ныряет в воду, леска натягивается и в руках образуется легкая приятная тяжесть. Надо еще дернуть удочку в сторону, подсечь, потом тащить изо всех сил, преодолевая сопротивление, и это может длиться долго, и рыба может сорваться, но ты уже точно знаешь, что это она, рыба, а не какой-то комок водорослей. И она на крючке.

Когда Инга спустя несколько минут появилась на пороге дома, победно держа над головой по бутылке в каждой руке, к ней вернулось ее прежнее настроение. Но мягкой обволакивающей сонливости она больше не чувствовала – теперь это была полноценная радость, настоящая эйфория. Максим рассказывал о том, как недавно подавал документы на загранпаспорт, а Инга заливалась смехом от переполнявшего ее ликования. Она знала, что на правильном пути.

Одним из безусловных плюсов дачи было отсутствие похмелья – то ли свежий воздух так действовал, то ли смена обстановки. Инга проснулась радостная и полная сил и сначала даже не поняла, что ее так окрылило, но потом вспомнила. Она тут же схватилась за телефон и зашла в тиндер. Профиль Ильи за ночь куда-то пропал, но Инга не расстроилась. Ее нынешним персонажем была юная анимешница с ярко-розовыми волосами, настолько лубочная, что Илья просто не мог на такое клюнуть. Уж для него Инга расстарается, придумает самую сложную личность, правдоподобную, но интересную, буквальное воплощение его вкусов.

Ингин теперешний азарт не имел ничего общего с ее главной целью – убийством. О нем она даже не думала. Создать совершенный образ, подманить Илью, обмануть – вот что захватило ее воображение. Инга вообще как будто забыла, для чего она все это делает.

Утро было раннее и Максим еще спал, поэтому Инга отправилась на Волгу одна. Пляж пустовал и выглядел как разоренная кухня после попойки – все передвинуто, испачкано и брошено где попало. Полуразрушенные замки, обертки на песке, бревно, криво лежащее у воды, следы костра. Если вчера вода казалась холодной, то сейчас она была просто ледяной, но Инга все равно сразу нырнула. Кожу защипало, как будто в нее вонзили иголки, – было не холодно даже, а почти больно, но Инге нравилось и так. Ей хорошо думалось. В голове, как слайды в проекторе, сменялись имена ее новой героини. Инга хотела выбрать самое лучшее, самое верное.

Имя пришло к ней, когда она выбралась на берег. Агата. Илья как-то сказал, что так звали его одноклассницу в начальной школе, в которую он был влюблен, и не в последнюю очередь из-за имени. Оно казалось ему исключительным, драгоценным, под стать объекту любви.

Такое имя требовало особенной внешности, и Инга, сев на бревно, стала вспоминать все, что Илья когда-то говорил ей о своих предпочтениях. Как-то они составляли списки из трех самых привлекательных актеров и актрис. Инга помнила, что у Ильи в топ-три входила Эмма Стоун. Она загуглила ее и рассмотрела фотки. Что ж, по крайней мере, есть с чем работать.

Максим не переставал отпускать едкие замечания, пока они возвращались в город: Инга то и дело утыкалась в телефон.

– Я говорил тебе, это зависимость, – зловеще каркал он.

– Да не в тиндере я сижу, – отбивалась Инга. – Вот, актрис рассматриваю.

– Ты рассматриваешь актрис вместо того, чтобы разговаривать со мной?!

Максим притворно хватался за сердце, Инга смеялась и убирала телефон. Эти задержки даже радовали ее – они помогали продлить радостное предвкушение.

Два дня ушло у Инги на поиски фотографий – она начала, как и раньше, с обычной выдачи гугла, переходила по новым и новым ссылкам, забредала в невероятную глушь, так что потом и сама не смогла бы повторить пройденный путь, и в конце концов нашла то, что искала. Те самые снимки обнаружились в недрах инстаграма какого-то начинающего румынского фотографа, живущего в Португалии, у которого было всего восемьсот подписчиков. Она как будто сама влюбилась, но дело, конечно, было не в любви, а в поразившем ее узнавании – вот что она искала. На одной фотографии девушка в черном белье и наброшенном на плечи плаще сидела на диване, расставив ноги, на второй она же стояла, опираясь туфлей на голову какой-то античной статуи. Ничего выдающегося в этих снимках не было, но сумма важных только для Инги мелочей делала их идеальными: размытый фон, универсальная обстановка – они могли быть сняты где угодно; цветовая гамма – коричнево-черно-белая, тревожная, но неяркая, а главное, сама девушка, ее фигура, лицо, даже позы. Эмму Стоун она, впрочем, ничем не напоминала, разве что глаза были похожи – широко посаженные, большие и бледные, обведенные угольно-черной подводкой; но то, как она смотрела в камеру, как держалась, – вот отчего мороз шел по коже. Вокруг нее, казалось, концентрировалась энергия, какое-то темное марево из похоти, властности и силы, как солнце, на которое смотришь сквозь закопченное стекло. И оттого что чувственность она не изображала – сидела на диване, словно ей просто было так удобно, на гипсовую голову опиралась, как будто не замечая ее, – эффект усиливался многократно. Злое божество, порочное и могущественное настолько, что не нуждается в притворстве.