На столике рядом с кроватью стояли два пустых стакана, опустошенная наполовину бутылка водки и пустой флакончик из-под каких-то пилюль. Босх наклонился, чтобы рассмотреть этикетку на флакончике, и прочитал, что таблетки прописаны Кэтрин Регистер для приема на ночь. Это было снотворное.

Мередит пересмотрела свое прошлое, сама вынесла себе приговор и привела его в исполнение. Она, что называется, отплыла на голубом каноэ. То есть покончила жизнь самоубийством. Босх знал, что заявить об этом со всей уверенностью может только экспертиза, но все выглядело именно так. Босх повернулся к бюро, где, как он знал по прошлому посещению, стояла коробка с бумажными салфетками «Клинекс». Он хотел с их помощью уничтожить следы своего пребывания в доме, но обнаружил на поверхности бюро рядом с фотографиями в серебряных рамках запечатанный конверт, на лицевой части которого стояло его имя.

Он взял конверт, прихватил с собой несколько салфеток и вышел из спальни. В гостиной, находившейся на некотором, хотя и недостаточном, удалении от эпицентра ужасного запаха, он перевернул конверт, чтобы вскрыть его, и заметил, что клапан надорван. Другими словами, кто-то уже вскрывал этот конверт – до него. Босх подумал, что это, возможно, сделала сама Мередит, чтобы перечитать перед смертью свои откровения. Быть может, она до последней минуты пребывала в сомнениях относительно необходимости и правильности совершаемого ею поступка. Кто знает? Босх решил особенно не умствовать по этому поводу и перейти непосредственно к письму. Вынув находившийся в конверте листок и развернув его, он первым делом посмотрел на дату. Письмо было написано неделю назад. В среду. Мередит и впрямь написала его в тот самый день, когда Босх нанес ей визит.

«Дорогой Гарри!

Если ты читаешь эти строки, значит, мои опасения, что ты докопаешься-таки до правды, обоснованны. Если ты читаешь эти строки, значит, решение, которое я приняла сегодня вечером, было правильным, а коли так, то я о нем не жалею. Мне, видишь ли, проще предстать перед судом вечности, нежели встретить твой устремленный на меня всезнающий взгляд.

Я знаю, кого у тебя отняла. И знала об этом всю свою жизнь. Так что какой смысл сейчас говорить, что я очень об этом сожалею, или пытаться объясниться? Но я до сих пор поражаюсь тому, до какой степени несколько мгновений неконтролируемой ярости могут изменить всю жизнь человека. Я была очень зла на Марджери в тот вечер, когда она пришла ко мне, исполненная надежд и счастья. Она от меня уходила. Чтобы жить с тобой. И с тем человеком. Та жизнь, о которой мы с ней могли лишь мечтать, оказалась для нее возможной.

Что такое ревность, как не отображение наших собственных неудач? Я была вне себя от ревности и злости – потому и набросилась на нее. Потом я сделала слабую попытку скрыть то, что сотворила. Мне очень жаль, Гарри, но так уж случилось, что я забрала ее у тебя и вместе с ней лишила всех радостей бытия и шансов преуспеть в этой жизни, которые у тебя могли бы быть. Не было дня, чтобы меня не угнетало чувство вины, и вот теперь я уношу это чувство с собой в могилу. Мне, конечно, следовало во всем признаться и расплатиться за этот свой грех, но кое-кто отговорил меня и помог выпутаться из этого дела. Но теперь рядом со мной нет никого, кто мог бы отговорить меня от задуманного.

Я не прошу тебя о прощении. Это значило бы оскорбить память о твоей матери. Полагаю, мне нужно лишь одно. Чтобы ты знал, как сильно я раскаиваюсь в содеянном. А также о том, что человек, совершивший преступление и ускользнувший от наказания, далеко не всегда на деле уходит от возмездия. Мне, к примеру, возмездия избежать не удалось. Ни тогда, ни сейчас. Счастливо оставаться. Мередит».

Босх перечитал письмо и некоторое время стоял без движения, размышляя о прочитанном. Наконец он вышел из ступора, сложил листок и сунул его в конверт. Потом подошел к камину, щелкнув зажигалкой «Бик», поджег письмо и бросил его в каминное чрево. А потом стоял и смотрел, как горит бумага, которая сначала свернулась, обратившись на мгновение в черный цветок, а потом распалась на части.

Он прошел на кухню и поднял трубку стоявшего там телефона, обернув ее предварительно бумажной салфеткой, которую захватил с собой из спальни. Положив затем трубку на стол, он набрал номер 911. Направляясь к двери, Босх услышал доносившийся из микрофона голос оператора полицейского участка «Санта-Моника», вопрошавшего, кто звонит и в чем дело.

Выходя, он оставил дверь приоткрытой, после чего вытер салфеткой наружную дверную ручку. В следующее мгновение он услышал за спиной мужской голос:

– Она написала хорошее письмо, не так ли?

Босх обернулся. На террасе, неподалеку от двери, на лавочке сидел Воуг, сжимая в руке новенькую пушку двадцать второго калибра. Похоже, это опять была «беретта». На лице у него не было ни кровоподтеков, ни ран с наложенными на них швами. Другими словами, он выглядел куда лучше Босха.

– Воуг!

Босх назвал его по имени, поскольку ничего другого ему просто не пришло в голову. Он не мог себе представить, как этому человеку удалось его выследить. Неужели Воуг настолько отчаянный тип, что позволил себе шляться вокруг Паркеровского центра, высмотрел его там, а потом проследил за ним вплоть до дома, Мередит? Босх бросил взгляд вдоль улицы, размышляя, сколько времени понадобится оператору полицейского участка «Санта-Моника», чтобы определить с помощью компьютера дом, откуда был сделан звонок по номеру 911, и отправить по этому адресу полицейскую машину. Хотя Босх не сказал в трубку ни слова, полицейские должны были направить сюда наряд, чтобы выяснить причины вызова. Вообще-то Босх хотел, чтобы они нашли Мередит. Однако обстоятельства складывались таким образом, что, задержись копы с проверкой, у них мог появиться неплохой шанс обнаружить по указанному адресу еще один труп. Босху оставалось одно – как можно дольше удерживать Воуга от активных действий.

– Да, она написала хорошее письмо, – повторил человек с пушкой. – Но кое-что опустила. Ты не находишь?

– Что же именно?

Воуг, казалось, его не слышал и как бы разговаривал сам с собой.

– Смешно, – произнес он. – Я знал, что у твоей матери есть ребенок. Но никогда тебя не видел. Она тебя от меня скрывала. Похоже, считала, что я недостаточно для тебя хорош.

Босх в изумлении смотрел на Воуга, вбирая каждое слово. Постепенно у него в мозгу стало кое-что проясняться.

– Джонни Фокс!

– Собственной персоной.

– Ничего не понимаю... Миттель...

– Ты хочешь сказать, Миттель велел меня убить? Как видишь, не убил. Это я себя убил. В своем роде, конечно. Кстати сказать, читал сегодня в газете статью, которую напечатали с твоей подачи. Ты, парень, не так все понял. Ну а если не все, то большую часть.

Босх согласно кивнул. Он уже об этом догадался.

– Твою мать, парень, убила Мередит. Я лично не имею к этому никакого отношения. Я лишь помог Мередит замести следы.