– Спасибо. Мне приятно слышать это из твоих уст, – без улыбки сказала Ё. – Но ты лучше.

– Это ты по сегодняшнему бою судишь? – усмехнулась Лика.

– Да.

– Зря. Ты еще ничего не видела. – Лика прислушалась к себе и с удивлением обнаружила, что почти не злится.

«С чего бы это?» – спросила она себя.

– Я видела достаточно, – возразила Ё. – Эта женщина была в Серебре, а ты без, но дралась не в полную силу. Ты себя сдерживала. Другие этого не почувствовали, но я видела.

Ё подняла руку, останавливая Лику, которая хотела ей ответить.

– Я не знала, что в природе есть такие бойцы, – сказала она.

– В природе нет, – печально сказала Лика. – Но я есть.

– Если ты хочешь, – сказала тогда Ё, – давай драться. Ты убьешь меня, и все закончится.

– Не надо драться. – В голосе Лики появилась усталость, которую она вдруг ощутила в полную силу. – Мне надо с ним поговорить… Потом решим, что делать дальше.

– Давай любить его вместе! – неожиданно сказала Ё, и Лика увидела перед собой совершеннейшую девчонку, растерянную, искреннюю… славную.

– Давай любить его вместе, – сказала Ё и доверчиво посмотрела на Лику.

– Ну да, гарем устроим, – грустно пошутила Лика и подумала: «А как это, любить вдвоем? И ведь есть прецеденты… Идиотка!»

– И как ты это видишь? – спросила она Ё.

– Я вижу, – ответила Ё. – Мне кажется, мы с тобой могли бы стать… подругами. Ты… ты достойна своего имени. Ты барс. – В ее глазах светилось восхищение.

«Господи! – подумала Лика. – А это из какого кино? Из французского, наверное. L’amour de trois. Дожили!» Она подумала секунду и вспомнила Фату. А вспомнив, спросила себя: «А как назвать, если вчетвером? L’amour de quatre? Силы небесные! Ну что я несу!»

Они прилетели в Тхолан ранним утром накануне праздника Вод. Могли и раньше – Меш и Сиан улетели из Сше аханским экспрессом через час после ее поединка с Чаер, – но Вика сказала:

– Нет, так не годится. Ты начала игру и теперь должна соблюдать правила. – Она улыбнулась: – Хотя бы некоторые.

– Что это значит – соблюдать правила? – поинтересовалась Лика. – Какие правила?

– Ты теперь публичная личность, душа моя. Изволь соответствовать, – отрезала Виктория. – Значит, так. Сейчас ты отправишься в префектуру…

Следующие два часа Лика провела в префектуре Кой Сше, «размазывая» по стенкам префекта, субпрефектов, их заместителей и секретарей. Нор бушевала. Ах, как весело, со вкусом, бушевала Нор, перемещаясь из кабинета в кабинет, словно торнадо, и, как торнадо, вовлекая в свое безумство вся и всех, кто попадался, на свою беду, на ее пути. Она орала так, что едва не вылетали бронированные стекла из керамитовых рам префектуры. Она требовала ответить на вопрос, как могла эта сука – «Да, да, префект! Сука! Повторяю по буквам: С-У-К-А, СУКА! И мне плевать, чьей женой была покойница!» – как могла эта сука пройти в Маске на Дуэльное поле? Как?

Естественно, никто на ее вопрос ответить не мог и, как догадывалась Лика, не хотел.

– Это называется коррупция, милая, – объяснила Вика.

О да! Это была коррупция, и «бушевавшая» графиня Нор упивалась мыслью о том, какие будут у всех этих деятелей лица потом, когда…

«Ничего-ничего, хлопчики, – злорадно думала Лика, покидая префектуру. – Мало никому не покажется!»

Она дала интервью всем новостным каналам сразу, вызвав этим волнения не только среди гегх – что было понятно, – но и среди аханков и прочих граждан империи. Она стояла прямо на лестнице префектуры, широкой белокаменной лестнице, каскадами спускавшейся к монументу Империи, одетая во все черное, на котором так славно смотрелись огромные бриллианты ее зимнего гарнитура, и выливала ушаты грязи на полицию и прокуратуру Кой Сше.

«О господи! А это из какого фильма? – удивленно спрашивала она себя, купаясь в лучах славы, волнах обожания и восхищения, в бурном потоке внимания, интереса и болезненного любопытства. – Наверное, из американского»

– Опасаетесь ли вы, сиятельная графиня, за свою жизнь? – с вожделением в голосе спросила ее молоденькая журналистка Седьмого новостного канала.

– Я, дорогая, пережила шесть покушений! Вы не знали об этом? Сделайте запрос в прокуратуру.

После этого заявления флот перебросил в порт Кой Сше целый десантный батальон с тяжелой техникой, а около ее яхты стали собираться добровольцы-гегх. К одиннадцати вечера под командой Эйка и Фаты несли службу уже двадцать шесть мечей – семнадцать юношей и девять девушек, – а число ее телохранителей – все, как один, бывшие спецназовцы флота, и гегх, разумеется, – достигло двадцати.

– Вот это и есть игра по правилам, – объяснила ей Вика, показывая на экран внешнего обзора. Девятая стартовая площадка превратилась в нечто среднее между армейским лагерем и цыганским табором: внешнее кольцо – мобильные заграждения и бронированные транспортеры флота, второе кольцо – полицейские заграждения, но без полицейских, которых «заменили» пикеты «Круга воев», и, наконец, внутреннее кольцо, представленное ее личной гвардией. А между кольцами стояли павильоны и палатки армейского и гражданского образца, флаеры, еще какие-то машины и слонялись ее многочисленные приверженцы.

– В Тхолан полетим с помпой, – продолжала развивать свою мысль Виктория. – По-видимому, придется арендовать какой-нибудь круизный лайнер, но перед этим надо сколотить представительную делегацию. Ты не можешь появиться в столице без свиты.

– Ты полагаешь, без свиты не обойтись? – осторожно спросила Лика. Ответом ей была ироничная улыбка и высоко поднятая левая бровь дамы Виктории.

– Графиня, – сказала Вика по-русски. – Вы же публичная личность, а не публичная женщина. Вам появляться на людях голой неприлично. Вы меня понимаете?

Лика поняла. Смирилась и приняла. И уже через минуту они сидели перед вычислителем, подбирая кандидатуры на роль «сопровождающих лиц».

– Адмирал Дэй? – спросила Вика.

– Но он же в отставке, – возразила Лика.

– Кого это волнует? – удивилась Виктория и занесла старого адмирала в список.

– Доктор Эйв, – предложила Лика.

– Это который Эйв? – осведомилась Виктория, делая запрос вычислителю.

– Сын банкира, – объяснила Лика. – Но он и сам член Директората Второго Инвестиционного банка.

– Не согласится, – с сожалением констатировала Вика и хотела уже вычеркнуть кандидата, но Лика остановила ее:

– Оставь, он мой человек.

– А! – сказала Виктория, и они продолжили…

Потом она отмокала в ванной, пила валерианку и курила пахитоски. Под тихую грустную музыку, которую подобрал для нее вычислитель и которая до ужаса напоминала старинную лютневую музыку с пластинки фирмы «Мелодия» – у Лики была такая еще в Ленинграде, не успевшем стать Петербургом, – она думала обо всем сразу и ни о чем конкретно. Она пыталась успокоиться, расслабиться и, как учил ее на «Шаисе» Макс, «отпустить тяжелые и трудные мысли попастись на свободе», но окружающая обстановка возвращала ее к больным «темам дня», во всяком случае, к некоторым из них.