– Шайтан! – пробормотал Клим, закончив исследование, и поглядел на не знающего усталости Зарембу. – Еще вчера этого не было!

– «Куколка» готова превратиться в «бабочку», – весело проговорил молодой нейрохирург, блестя глазами; огонь любопытства и жажды знаний сжигал его изнутри и не давал покоя. – Кстати, я вчера еще заметил рост нейрообразований, а оформились они действительно за ночь. Больше всего меня интересует вопрос: зачем он вырастил себе мостик между корой, подкоркой и мозжечком? Зачем ему прямая связь между генструктурами приматов, низших млекопитающих и пресмыкающихся?

Мальгин открыл рот, собираясь ответить, и вдруг услышал чей-то странный, вибрирующий, металлический голос:

– Для того, коллеги, чтобы прогнозировать будущее.

– Что? – растерялся Заремба. – Что ты сказал?

– Это не я, – медленно проговорил Мальгин, прислушиваясь к реакции остальных врачей смены, выглядевших не менее удивленными. – И не они…

– Будем знакомы, – раздался тот же голос; теперь Клим сообразил, что «звучит» он прямо в голове, вызывая шипящий резонанс в нервных окончаниях. – Майкл Лондон, второй экзосенс. Прошу любить и жаловать.

За толстой плитой реанимакамеры ничего не изменилось, зеленоватое в облаке физиолога тело Лондона казалось неживым, лицо было спокойным и безжизненным, и тем не менее он заговорил с ними.

Заремба первым восстановил свое обычное отношение к необычным явлениям:

– Экзосенс – это аналогия с интрасенсом? Почему вы себя так назвали?

Лондон не ответил, сосредоточив внимание на Мальгине, медлившем включать тревогу.

– Клим, не вздумайте применить что-либо вроде «василиска», как сделал это Ромашин. На любое насилие я отвечу адекватно. – Это был все тот же голос – очень четкая и направленная пси-передача.

– Я обязан вызвать ПР-группу и безопасность, – мысленно ответил Мальгин. – Вы должны понимать это.

– Понимаю и принимаю. Дайте мне еще сутки на завершение имаго, в этом положении мне трудно контактировать с вами, решать проблемы сообща. Завтра я буду готов к переговорам. Но обещайте не паниковать и не принимать оперативных мер с позиций силы.

– Хорошо, обещаю.

Голос стянулся в кости черепа, исчез, давление на виски пропало. Мальгину показалось, что Лондон подмигнул ему – у Майкла дернулось веко. Очнувшись, хирург понял, что за шум стоит кругом: переговаривались возбужденные врачи, Заремба громко звал кого-то, делясь впечатлениями, хрустальная чаша пси-вириала мигала огнями, издавая прерывистые сигналы.

– Тихо! – произнес Мальгин в два приема, и наступила тишина. Все, застыв, смотрели на него, смолкли даже мелодичные гудки медицинского комплекса, разговаривающего на своем языке с другими системами и компьютерами института.

– Продолжаем работу в режиме эм-синхро. Группе риска прибыть в институт немедленно, сменить персонал. Желающие могут контактировать с Гиппократом по ходу развития событий. Директору прибыть в…

– Я здесь. – Стобецкий ворвался в реанимационную, рухнул в соседнее кресло, тяжело дыша после бега. – Как чувствовал, что случится что-нибудь непредвиденное. Дал тревогу безопасникам?

– Нет, – сказал Мальгин.

– Ты с ума сошел? Подумай о последствиях, вы с Талановым уже однажды обожглись на этом, не стоит повторять ошибки.

– Безопасникам здесь делать пока нечего. Можно просто послать им формулу внимания.

Стобецкий потерял дар речи и некоторое время хватал воздух ртом, потом вытянул из пульта сетку эмкана, пришлепнул на затылке и мысленно скомандовал:

– Сигнал тревоги всем службам!

– Есть сигнал тревоги, – отозвался Гиппократ.

До вечера Мальгин просидел в реанимационном боксе, постоянно поддерживая связь с компом медкомплекса, следящего за состоянием Лондона, отвечая на многочисленные вопросы гостей, пограничников, безопасников, членов СЭКОНа и работников комиссий Академии медицинских наук.

Ничего особенного, по сути, не происходило, шла обычная отработка комплекса мер по формуле «срам», но суета вокруг надоела, да и есть хотелось все сильней, и Мальгин отпросился у Стобецкого пообедать. А в столовой института к нему подсел Хан.

– Привет, мастер, приятного аппетита.

Мальгин кивнул, продолжая жевать, подвинул безопаснику стакан с минеральной водой. Он почувствовал появление Джумы еще до того, как тот зашел в столовую, и успел разобраться в его настроении, несмотря на то что Джума был «застегнут на все пуговицы».

– Как самочувствие?

Клим поднял вверх большой палец, заказал еще один салат из камелии и березовый сок. Джума Хан с улыбкой смотрел, как он заканчивает трапезу.

– Пошли ко мне. – Мальгин промокнул губы и встал. – У меня есть пара минут.

В кабинете хирурга они сели напротив друг друга, и Клим включил передачу из реанимационной.

– Ого! – вполголоса заметил Хан. – У вас там целая обойма оперативников. Что они собираются делать?

– Не знаю. Я их не вызывал.

– Готард решил перестраховаться? Его можно понять.

Мальгин не ответил, рассматривая на «экране» псивидения «призраков» Джумы: их было всего три, что говорило о цельности характера безопасника, а также и о некоторой его психоэмоциональной ограниченности.

Толпа в реанимационной поредела, но людей было еще слишком много, чтобы работать спокойно. Майкл Лондон по-прежнему не подавал признаков жизни, сердце его не билось и легкие не работали, за них это делали аппараты.

– Ты, наверное, догадываешься, зачем я нашел тебя? – Джума вопросительно смотрел на Мальгина.

– Знаю.

– Конечно, ты теперь свободно можешь читать в душах… извини, говорю без обиды. Не хочешь – не отвечай на мои вопросы. Карой сказала, что была… у тебя. – Последнее слово Джума выговорил с усилием. – Ну и что ты собираешься делать дальше?

– Не знаю, – угрюмо ответил Клим.

Хан невольно засмеялся, хотя в смехе этом явственно прозвучали горькие и гневные нотки.

– Знаю – не знаю… Ты стал неузнаваем, мастер, раньше ты был намного решительней… человек-да! Ты понимаешь, что так продолжаться не может? Нельзя останавливаться на полпути и перекладывать решения на другие плечи. Ты мучаешь Карой… себя… черт со мной, я не в счет. Откуда колебания? Любишь ее, нет? Или просто играешь?

Мальгин медленно встал и на мгновение потерял ощущение реальности происходящего: в голове что-то взорвалось, бесшумно, бесцветно, обдало жаром, заложило уши и прошло. Шершавая боль стекла струйкой из головы в ноги. Клим очнулся.

Джума Хан стоял напротив, согнувшись, выставив вперед кулаки, бледный как полотно, на лбу выступили капли пота, а в глазах застыл страх.

– Что?! – быстро спросил Мальгин, вдруг пугаясь сам до обжигающей горечи в животе. – Что произошло? Я… со мной… да говори же!