— Это почти необитаемая местность, — продолжал Ночной Странник. — Но довольно недалеко стоит войско. Вот здесь, — указал он стрелой. — Стоят лагерем под этим местом и рассылают во все стороны патрули на одноосных повозках, запряженных четырьмя какими-то созданиями. Одеваются в красное, носят красные щиты с желтыми зигзагами. Их много.

— Двадцать первый тимен, «Огненный», из Кебзегара, — сказал я машинально.

— Что такое «тимен»?

— Отдельный отряд амитрайского войска. «Тимен» — по-нашему, это десять тысяч, или просто «множество».

— Десяти тысяч там нет. Вот никак. Половина, а то и меньше, — заявил он задумчиво, ударяя стрелой в ладонь, а потом почесал наконечником спину.

— Десять тысяч — это тимен в полном составе во время войны, — пояснил я. — А так он насчитывает от трех до пяти бинликов.

— То есть чего?

— Бинлик — это тысяча, бинхон — сто, хон — десять.

— Понял. Как по мне, эти «огненные» ищут твоих людей. Пока что не нашли, потому что в горы не слишком-то въедешь на колеснице, а пешие патрули неспешны, но стоит принять это во внимание. Разбрелись по всем окрестностям и могут доставить проблемы.

— Да, Ульф.

— Ты себя хорошо чувствуешь?

— Я бы присел, — пробормотал я.

— Не вздумай терять сознание.

Он дал мне воды, а я посидел минутку, пережидая, пока успокоится дыхание.

— Возьмешь своих людей, кроме того, получишь восьмерых Братьев Древа. Ах, и еще Ньорвина, или как там его. Тот хочет работать вместе с Н’Деле, а кроме того, утверждает, что пригодится, поскольку якобы говорит по-амитрайски, словно там и родился. Берите лошадей, плюс четырех заводных, как их…

— Онагров.

— Верно. Оборудование, арбалеты и всякое такое. Я приказал скопировать одежды из твоего багажа. Ты должен глянуть, все ли нормально и выглядит ли аутентично. План примерно таков: доплываешь, входишь на гору, решаешь дело с Шепчущими-к-Тени, едешь в Амитрай, находишь долину, встречаешь своих, информируешь их о развитии ситуации, формируешь колонну, приходите на станцию… Извини, то есть в пещеру Червя, возвращаетесь сюда и, в зависимости от развития событий, садитесь на присланные корабли либо идете в сторону устья. Плывете в Сад — и дело сделано. Безумие, песни, пляски голышом вокруг костра и все такое.

Я молчал.

— Второе дело. С тобой идет Багрянец.

— Ульф?!

— Только до гор. По дороге он пригодится как проводник и для маскировки. Двое людей с арбалетами должны будут за ним присматривать. Если выкинет какой номер, застрелите его. Если нет, то, дойдя до гор, отпустите его. У него свое задание. Должен передать информацию пророчице — нам это нужно. Хорошо. Это было в общем, теперь подробности…

В комнату свою я вернулся к ночи, уставший, с бардаком в голове, но спать не мог. Вычистил и сложил посох шпиона, упаковал новую корзину путника, а сверху положил свой шар желаний. Потом вошел в нашу общую комнату, ту, с камином. Хотя была глухая ночь, там горели лампы, а за длинным столом сидели Грюнальди, Варфнир, Сильфана, Спалле, Ульф, Ньорвин, Н’Деле и Бенкей, попивая из рогов густой мед.

— Садись, — сказал Грюнальди, ставя на стол еще рог с серебряными драконьими ножками, приделанными так, чтобы тот не переворачивался. — Приближается время боя и разлук. Через несколько дней мы снова начнем танцевать с судьбой. Теперь же пьем за то, чтобы встретиться за этим столом — и без потерь. Так, как сейчас. Ночными Странниками.

Мы глядели друг на друга и пили мед в спокойном свете ламп. За окнами светлела весенняя ночь, пахнущая цветами и звенящая песнью какой-то ночной птахи. Ночь, в которой не было места крику, огню, вони дыма и крови или звону железа.

Последняя такая ночь.

Я запомнил ее, словно хотел захватить с собой в путь, словно стих, выписанный на синем куске шелка.

Я должен был покинуть Сад и снова вступить на тропу Носителя Судьбы. Одна мысль о возвращении на Амитрай казалась мне пугающей и неестественной.

А потом я вспомнил о Воде, дочери Ткачихи.

И вдруг начал спешить.

Страх покинул меня лишь на следующий день в городском храме, когда я смотрел на обтянутые бурыми куртками спины моих людей, что сидели на каменных лавках. Десятерых людей.

Я возвращался не в одиночестве.

Пара жрецов с пением кадила над нашим оружием святыми дымами, огонь играл в серебряных ветвях дерева над головами, песня вибрировала под высоким сводом храма.

А потом я смотрел, как они встают — один за другим, — как прячут мечи и кинжалы в ножны, как берут из рук жрецов арбалеты. Из-за звона стали я чувствовал, как снисходит на меня странное спокойствие. Я нес судьбу кирененцев, но я не был уже бессильным изгнанником, не знающим, куда идти и что делать. Теперь я чувствовал за собой силу. Силу города и силу мощных Деющих. Знал, что я должен совершить, и было это куда проще, чем все то, что я пережил раньше.

Потом время текло, словно вино из простреленного бурдюка. Я помнил коридоры под крепостью, эхо шагов и отголоски капель воды, скрип веревок, поспешность, с которой мы носили мешки на борт, топот копыт по сходням, суету, в которой мы привязывали животных и багаж. Ульф стоял у трапа и каждому стискивал предплечье, второй рукой вцепляясь в загривок, как было в обычае Людей Огня. Его люди стояли поблизости рядком, прощаясь с каждым. Сильфана не раздумывая поцеловала меня в губы, а другие, видя это, посмеивались, а то и ржали, словно кони.

Это было немного словно сон, а немного — словно болезненный бред. Время, которое прокатилось, будто груженая повозка по мосту, и закончилось.

Я и глазом не моргнул, а рассвет уже застал меня на палубе с чувством, что я не успел ничего сказать и ни с кем попрощаться. Вокруг осталось только море. Короткая волна, тоскливые крики морских птиц, летающих вокруг бортов, скрип такелажа.

Только небо, море и встающее солнце.

Ночные Странники всегда отплывают ночью, в глубочайшей тьме, бесшумно, изнутри горы. Не было ни минуты, чтобы успеть окинуть взглядом Ледяной Сад.

Не было ни минуты, чтобы попрощаться.

Я вдруг снова оказался в дороге.

Еще ночью Осот приказал поставить оба паруса, потому корабль шел ходко, разрезая волну носом и время от времени фыркая пеной, словно морской конь. Плаванье, с точки зрения обитателей Побережья Парусов, было чем-то, что делаешь мимоходом, не задумываясь и без особого усилия. Они не бегали по палубе, не спешили и не пытались сражаться с морем. Для обслуживания «волчьего» корабля хватит и нескольких человек, и даже большой парус можно поставить без особых проблем, натягивая такелаж, перекинутый через сложную систему блоков.

Эти люди считают море собственной вотчиной и ведут себя на нем соответствующе. Время от времени они что-то делали, но мне, сыну степей и пустынь, это мало о чем говорило. Я видел, например, как Осот нюхает ветер, задравши голову, как волк, ищущий след, а потом приказывал своим людям подтянуть пару тросов, и парус при этом чуть провернулся вокруг мачты, лини заскрипели, ладья накренилась на один борт и поплыла быстрее. Я понятия не имел, что он там вынюхал и почему чуть изменил направление. Вокруг не было ничего — только небо сверху и море внизу, ничего также не пахло, кроме дерева и дегтя с корабля, а легкий запах соли и водорослей везде был неизменен.