тесно и было очень мало удобств для постоянного житья; «у таборех будки покрыты соломой, а (всего) двои ворота – въехати и выехати; и ужо им скучилося у войску, и Вору платить нечим» – в таких словах отзывались о Тушине в начале 1609 года литовские купцы. Итак, еще не начинался поход Скопина, а уже можно было предчувствовать запустение Тушинского стана. Когда же победы Скопина прогнали тушинцев с верхней Волги, а восстание мужиков выживало их изо всех замосковных областей, Тушину стала грозить прямая опасность. Стоило врагам занять Дмитров, и Тушинский стан оказался бы между двух огней, подвергаясь ударам от Москвы и с севера[160].

Опасность от Скопина надвинулась на Тушино особенно с того времени, когда Скопин занял Александровскую слободу, то есть в первой половине октября 1609 года. Как раз в те же самые дни пришло в Тушино известие и о том, что король Сигизмунд прибыл под Смоленск и осадил его. С двух сторон сразу грозила беда. Решаясь на войну с Москвой, Сигизмунд не намерен был делать различие между Шуйским и Вором, между людьми и землями того и другого. Вор имел полное основание считать короля столько же своим врагом, сколько и врагом Шуйского. Он окончательно в этом убедился, когда королевские послы, приехавшие в его стан к его польско-литовским «товарищам», отказались вступить с ним в какие-либо прямые сношения. Живя в недостатках и тревоге от Скопина, видя всю шаткость своего войска и «бояр», готовых его бросить в беде, терпя, наконец, оскорбления от Рожинского, Вор решился уйти из Тушина в более надежное место. Таким местом была Калуга: она лежала на той дороге, по которой Вор пришел к Москве, была в прямом сообщении с казацким югом и обладала сильной крепостью. Вместе с безопасностью она сулила материальное изобилие и стратегические выгоды. Туда тушинцы еще ранее отправляли для береженья жен и детей своих; туда скрылся и сам Вор[161].

Удаление Вора в Калугу, происшедшее около 6 января, повело к очень быстрой ликвидации отношений в Тушине. Казачество московское, служившее Вору, оставалось ему верно и стало тянуть к Калуге. Между казаками и «рыцарством» открылась не только «рознь», но и прямая вражда. Всего неделю спустя после ухода Вора из Тушина известный нам атаман Беззубцев, служивший Вору, разгромил в Серпухове поляка Млоцкого за то, что тот «направлял дело в королевскую сторону». Месяцем позднее, когда казаки всей массой решили перейти из Тушина в Калугу к Вору, Рожинский напал на них открытой силой и, как говорят, много их побил. Это, однако, не удержало казачества от службы Вору. За исключением немногих, и в том числе Заруцкого, все казаки отстранились от короля и держались прежнего «царика». Зато обращение Сигизмунда к тушинцам очень повлияло на настроение польско-литовских людей в Тушине и на тех русских людей, которых зовут «тушинскими боярами». Литовские люди после долгих переговоров с королем разделились на две стороны: одна желала служить королю, другая же, понимая невозможность оставаться в Тушине, не желала, однако, подчиниться ни королю ни Вору и думала выждать. Всем войском вышли ратные люди из Тушина 6 (16) марта и отступили к Волоку Ламскому, где они могли считать себя в безопасности от войск Шуйского. Отсюда они положили разойтись, кому куда угодно. Лучшие из них готовились идти под Смоленск, другие отправились к Вору. Сапега держался в Дмитрове особняком, выжидал и не желал отставать от Вора. Польское войско тушинского царика, словом, распалось. Если приближение Скопина заставило его отступить из Тушина, то королевские воззвания уничтожили его внутреннее единство и разделили его на разрозненные и даже взаимно враждебные части[162].

Вмешательство короля в московские дела и бегство Вора из Тушина столь же решительное влияние оказали и на русских служилых людей, бывших в лагере Вора на его воровской службе. Очень трудно точно определить эту среду высших слуг Вора со стороны ее состава, общественного положения и политического настроения. Во главе русских тушинцев больших чинов и высокой породы стоял митрополит Ростовский и Ярославский, «нареченный» патриарх Филарет Никитич. Его взяли в плен и доставили в Тушино войска Вора, занявшие и разграбившие Ростов в октябре 1608 года. С тех пор Филарет пребывал в Тушине, по одним известиям, как пленник, а по другим – как добровольный обыватель Тушина и глава той стороны духовенства, которая признала «царя Димитрия Ивановича». Официальное жизнеописание Филарета, составленное по поводу его поставления в патриархи в 1619 году, вовсе умалчивало о тушинском периоде его жизни. Грамоты Гермогена, писанные в 1609 году, упоминая о Филарете, называли его не изменником, а «пленником»: «А которые взяты в плен, как и Филарет митрополит и прочие, не своею волею, но нужею, и на христианский закон не стоят и крови православных братий своих не проливают, на таковых мы (писал Гермоген) не порицаем». Вполне доверяя искренности слов Гермогена, слушатели и читатели его грамот могли, однако, соображать, что для московского правительства было бы совершенно невозможно отозваться о Филарете иначе, как о пленнике Вора. Если бы оно объявило его добровольным приверженцем «царя Димитрия», то этим самым сильно подняло бы шансы своего тушинского противника. Признание Вора Романовыми было бы тяжким ударом Шуйскому. Впрочем, заявлениям Гермогена русские люди позднейшего времени охотно давали веру: трудно было подозревать в добровольном служении Вору того иерарха, который при первой возможности отстал от Вора, желал на московский престол Владислава и, возвратясь в Москву из Тушина весной 1610 года, стал затем в рядах правительства, безусловно враждебного Вору. Авраамий Палицын с уверенностью писал, что Филарет, будучи окружен в Тушине знаками патриаршеского сана, «разумен сый и не преклонися ни на десно, ни на лево, но пребысть твердо в правой вере». Тонко сплетенная фраза Палицына способна навести читателя на справедливую, по всей видимости, догадку, что, попав поневоле в Тушино, Филарет и в самом деле не намерен был преклониться ни пред Вором, ни пред Шуйским, а терпеливо выжидал. Враждебное отношение к олигархии Шуйского должно было сложиться у Филарета еще в первые дни царствования царя Василия, когда вопрос о патриаршестве Филарета получил такое неприятное для Романовых направление. В самые первые дни борьбы с Вором, когда тот еще только подходил к Москве, люди романовского круга, именно Иван Никитич Романов и князья И. М. Катырев и И. Ф. Троекуров, женатые на Романовых, вместе с князем Юрием Трубецким были посланы против Вора на речку Незнань и там едва не увлекли войско к отпадению от Шуйского, за что и были почти