У меня челюсть отвисла, понимаете?

Когда все они входят в одно состояние, возникает как бы их внутреннее соединение друг с другом. Они тренируются достигать определенного состояния концентрации, пробуждать внутреннюю силу и направлять ее на эти булыжники, которые прямо на глазах начинают таять, рассыпаться в песок.

Тренировка продолжается до тех пор, пока последний камень беззвучно не превратится в горку песка. Вот, оказывается, откуда взялся песчаный вал! А ведь это у них – только разминка. Когда разминка закончена, они переходят к внутренней тренировке, во время которой у них идет мощнейшее раскрытие внутренних способностей.

Вот тогда все мои взгляды, навязанные обществом слепых, обществом носителей телесного культа, как те самые камни, разлетелись в пух и прах, понимаете?

До-о-олго я потом не мог прийти в себя. Весь мир для меня тогда в очередной раз перевернулся!

Не хочу сказать, что стал кем-то другим, нет! Я остался тем, кем и был, но вместе с тем приобрел что-то новое, новый взгляд на жизнь, на реальность.

Все человеческие слабости, которые есть у вас: у меня, может быть, их еще больше! Но я для себя открыл другую реальность! Понимаете?!

Когда нас приняли в школу, наши Наставники взяли с нас слово: не стремиться к богатству, не стремиться к власти, не участвовать в политике, не принимать участия в войнах.

Другими словами, чтобы власть, богатство и т. п. не были самоцелью, чтобы не убивать живое, во имя жизни нужно внутренне отказаться от привязанностей, от слабостей и рабства. Только потом, став свободным, вы познаете в себе властелина. Это и есть состояние отречения, это и есть состояние могущества.

В мире не существует ничего более высокого, чем сама жизнь. И всем, что есть в тебе, нужно служить добру, жить во имя добра, только добра! Жить – во имя любви. Это одно из главных условий постижения силы.

Теперь об одном ученике нашего Наставника.

Кто бывал в Самарканде?

Если когда-нибудь еще туда поедете, спросите, был ли в начале 70-х годов в Самарканде такой святой – нищий с двумя ведрами? Это был один из старших учеников нашего Наставника, который… Ну, об этом позже.

Наш Наставник регулярно отправлял меня в Самарканд с целью найти его и под любым предлогом отвести в баню, чтобы его помыли, одели и накормили, особенно в зимнее время.

Искать его – сущий пустяк! Все равно, что иголку в стоге сена! Но со временем у меня появились навыки Шерлока Холмса, где и как его находить.

Он все время ходил с двумя оцинкованными ведрами и гремел булыжниками, которые там лежали, весь обросший, и зимой, и летом босиком, в одних полотняных штанах, когда-то белого цвета. Первый раз я поймал его в Старом городе, на рынке… Мне тогда было всего шестнадцать лет.

Ловить его всегда было целой эпопеей. Лучше очень коротко расскажу.

Идешь за ним, идешь, и, когда до него остается всего шагов десять, он за угол заворачивает и – раз! – исчезает. Он не любил баню!

Но иногда все-таки удавалось поймать его и уговорить выполнить некоторые просьбы Наставника. В таком случае удавалось его накормить и передать в руки банщика, который, в свою очередь, был мюридом, то есть учеником Наставника.

Время от времени у него проявлялось странное хобби состязаться в скорости передвижения с машинами.

И вот представьте: знойное лето, улица, горячий асфальт с исходящим от него маревом, полно машин.

Он пристает к водителям на автовокзале: «Давай наперегонки, кто быстрее?! Давай наперегонки!»

И, как правило, чтобы ему понравиться, они соглашались.

Водители, которые давно его знали, приходили в трепет от одного его появления. И каждый из них старался чем-то ему угодить, чтобы получить благословение для себя и своих близких.

И вот таксист уезжает. А он сначала рядом с машиной бежит, бежит, бежит, в руках два оцинкованных ведра с камушками – грохот стоит на всю улицу! Машина уходит вперед, и он постепенно убегает за нею.

Когда водитель приезжал в тот город, то из беседы с другими таксистами всегда выяснял одно и то же: старик давным-давно сидел в привокзальной чайхане в углу на матрасе и пил чай. Уставившись в угол, общался с невидимым собеседником.

Люди с благоговением подходили к нему и старались подсунуть под край скатерти немножко денег, чтобы дела их шли лучше. А он, уходя оттуда, даже никогда не заглядывал под скатерть, тем более деньги не забирал.

Хозяин чайханы всегда жаловался: «Как быть с этими деньгами? Они лежат в кулечке». И каждый раз, когда этот святой появлялся здесь, хозяин подсовывал ему прямо в руки этот кулек. А он, в свою очередь, первому, кто ему понравится, отдавал этот кулек и уходил, даже не оглядываясь. И эта история повторялась регулярно.

А вот другое его «развлечение».

Он заходил на базар, подходил к кому-нибудь из взрослых и говорил: «Что тебе подарить, нищий?»

Представьте себе: зима, мороз, снег и лед. К вам подходит босой человек, ноги изранены, весь обросший, грязный и говорит: «Что тебе подарить, нищий?» Что вы скажете?

На улице в вашем городе вот так подойдет и скажет: «Что тебе подарить?» Огрызнетесь: «Пшел вон!» Согласны? И ему тоже так говорили, те, которые его не знали. А вот кто его знал…

Расскажу первый случай, который оставил неизгладимое впечатление в моей памяти на всю жизнь.

Он пристал к крестьянину, который привез на рынок картошку:

– Что тебе подарить?

Тот, схватив его за руку, с радостной алчностью прощебетал:

– Ковер!!! Я хочу своей дочери в счет приданого ковер.

А чтобы вам было понятно, в то время в Советском Союзе был вечный дефицит всего.

Мой «преследуемый», которого я с твердым намерением собирался проводить в баню, берет одно ведро, вываливает камни в другое, пустое ставит на землю, а потом руку сует куда-то выше головы прямо в воздух.

Руку видно, но как-то смутно, как в легком тумане. И потом он прямо из воздуха бросает на прилавок с картошкой свернутый в рулон ковер метра три – три с половиной.

Картошка фонтаном разлетелась в разные стороны.

Вот что меня до сих пор удивляет и умиляет: люди всегда воспринимали и воспринимают такие явления абсолютно спокойно, словно так и должно быть. Продолжают копаться в морковке, капусте, что-то выбирать, покупать, а на ковер, свалившийся с неба рядом, на расстоянии вытянутой руки, ноль внимания!

После этого он берет свое ведро, опять начинает эти булыжники перекладывать. Он всегда так делал.

И всегда говорил одно и то же: «На! Подавись своим желанием!»

А после этого всегда с ревом уходил. Горько плакал, просто навзрыд!