«Какой толк от дома, если вы в нем не живете?» — любил спрашивать господин Путер, и король непременно бы с ним согласился. Как хозяин добросовестный (во время государственных визитов) и щедрый (в относительном уединении Сандрингема и Балморала), гостем он был редким и беспокойным. Лишь дважды за все послевоенные годы его уговорили совершить государственные визиты к коллегам-монархам: в 1922 г. — в Бельгию и в 1923 г. — в Италию. Во время первого визита они с королевой остановились во дворце Лаэкен, где шестьюдесятью годами раньше отец предложил руку и сердце его матери. «Весьма комфортабельные комнаты, — писал он, — однако Мэй живет в одном конце дворца, а я — в другом, к тому же дом очень большой. Это не очень удобно». Королева Мария была не меньше мужа огорчена тем, что их разлучили: Однажды посреди ночи она вдруг услышала, что дверь ее спальни тихо открывается. Включив свет и выглянув за ширму, королева увидела «его милое печальное личико». Король нашел к ней дорогу — один и в темноте.

Время от времени министры пытались убедить его в необходимости улучшить отношения с теми или иными странами, совершив заграничную поездку. Король на это отвечал, что его отец поступал так во имя мира, и что же получилось в результате? Первая мировая война. Он возразил более резко, когда ему предложили нанести государственный визит в Голландию: «Амстердам, Роттердам и прочие дамы! Будь я проклят, если это сделаю».

Даже находясь в Лондоне, король предпочитал обедать лишь в обществе королевы и принцессы Марии (до ее замужества). Время от времени он проводил вечер в доме кого-нибудь из друзей или политических знаменитостей, но и тогда король настаивал на том, чтобы за столом было немного народу, ужин длился не более часа и рано заканчивался. За этим могла последовать игра в карты. Шэннон записал разговор со своим другом лордом Гейджем, входившим в ближайшее окружение короля:

Керзон нанимал комика Джорджа Роби, чтобы тот после ужина развлекал короля с королевой. А во время королевского визита в Ноусли Дерби однажды воспользовался услугами Жоржа Карпентье и его спарринг-партнера, которые провели показательный поединок в соседней школе верховой езды. Французские газеты с восторгом писали о «двух Жоржах», однако в Англии многие сочли такой спектакль неприличным.

Дерби был одним из немногих старых друзей короля, у кого он любил останавливаться. Любил также навещать герцога Ричмондского во время гудвудских скачек и герцога Девонширского во время тетеревиной охоты в Болтон-Эбби. «Хотя она длится всего три дня, — писал Крюэ об одной из таких поездок, — но требует едва ли не столько же подготовки, сколько и торжественный прием». Несмотря на скрупулезное планирование, в загородном доме герцога иногда приходилось проводить экстренное заседание Тайного совета. «Лег спать в 2 ч. 15 мин., — записал король во время пребывания в Болтон-Эбби, — очень сонный и весьма раздраженный».

Поскольку король не проявлял интереса к экскурсиям, королеве также приходилось умерять свое любопытство. Как-то он написал ей о поездках своей матери: «Захотелось же ей проделать такой путь, чтобы пробыть в Шотландии всего девять дней, а в Норвегии — три; как это дорого и как непрактично! Слава Богу, ты не такая; это свело бы меня с ума». Но когда королева Мария все же выбиралась из дома одна, то была столь же требовательной гостьей, как и ее муж. На время поездки в Холкер — один из домов, принадлежащих семейству Кавендишей, она взяла с собой девять слуг: двух камердинеров, одного лакея, одного пажа, двух шоферов, одну придворную даму, одну служанку придворной дамы и детектива. Предварительно хозяевам был направлен список ее требований:

1. Возле спальни королевы должно быть поставлено кресло, в котором будут по очереди всю ночь сидеть лакей или паж (пажом не слишком удачно назывался мужчина пятидесяти лет от роду).

2. В течение дня через каждые два часа в ее спальне необходимо ставить свёжеприготовленный ячменный отвар.

3. Лед в спальню — в 23 ч. 30 мин.

4. Шесть чистых полотенец каждый день (королева брала с собой собственные простыни и наволочки).

Когда король с королевой переезжали из одного дома в другой, эта процедура проходила со всей величавостью и пышностью, присущими средневековым монархиям. Для непродолжительных поездок использовался автомобиль «даймлер», высокий салон которого позволял пассажирам входить и выходить, не снимая цилиндра или шляпы. Для более длительных экспедиций предназначался королевский поезд, выкрашенный в карминно-красный и кремовый цвета. В каждом вагоне имелся просторный вход с двойными дверями и вестибюлем; даже стойки на буферах были выполнены в виде львиных голов, покрытых золотыми листьями. По замыслу Эдуарда VII, интерьер поезда должен был напоминать королевскую яхту, с ее белой эмалевой краской и полированной медью. Королева Мария привнесла в его декор более мягкое, женственное начало: мебель атласного дерева из универмага лорда Уоринга, зеленая обивка и серебряные кровати с королевской монограммой. Матовые стекла с выгравированными на них изображениями орденов скрывали от нескромных взглядов тех, кто находился в спальне и ванной. По случаю каждой поездки издавались объемистые письменные распоряжения, часто изменявшие обычный порядок работы разного рода служб. Между Баллатером и Лондоном вдоль маршрута поезда стояли под парами не менее семнадцати паровозов — в случае поломки ими можно было заменить королевский локомотив. Однако ничто не оставлялось на волю случая — ни вечерняя доставка королю парламентских телеграмм, ни снижение скорости в 6 ч. 30 мин. утра, дабы королева могла с комфортом принять ванну.

Когда императрица Пруссии, тетя короля, по дороге в Россию гостила в деревне у герцога и герцогини Коннаутских, ей предстояло в 11 ч. 30 мин. сесть в поезд на станции Бэгшот. В 11 ч. 25 мин. она все еще сидела на лужайке, заканчивая портрет герцогского слуги-индийца. Когда ее позвали, она положила на стул ящик с красками, кисти и палитру, села в экипаж и уехала. «Как это замечательно, — заметил один из гостей попроще, — когда за тобой всегда есть кому прибрать».

Королевский образ жизни требовал содержания целой когорты слуг, которые в самом широком смысле слова не только убирали за королем, но и предугадывали каждый его жест или желание. Число их было весьма внушительным. Сэр Джон Фортескью, которого в 1926 г. сменил на посту библиотекаря Оуэн Моршед, так описывает организацию работ в Виндзоре: