Еще более примечательную оценку его деятельности дал Ж. Жуссеран, французский посол в Вашингтоне, который докладывал своему правительству: «Son succes a ete complet aupres des gens les plus divers; les Anglais n’ont jamais rien fait dui ait pu si utilement servir a effacer les anciennes animosites».[122]

Даже король, весьма скупой на похвалы своим детям, писал принцу после его визита в Канаду:

Однако эта эйфория длилась недолго. Принц Уэльский, от которого и родители, и собственное окружение требовали, чтобы он вел себя с осмотрительностью проконсула, в основном считал свои заморские поездки чрезвычайно скучными. «Он не проявил никакого интереса к стране, ее институтам или системе управления», — сообщал в Лондон британский посол в Токио. Принц также «допустил ошибку, не вполне осознав, что находится в чужой стране… и, кажется, решил, что может менять программу пребывания как ему вздумается, отказываясь отправиться в поездки, потребовавшие долгих и дорогостоящих приготовлений». Но все же сэр Чарлз Эллиот проявил понимание ситуации, которым так редко отличался король: «Я начал ему сочувствовать, ощущая, каким скучным и монотонным должно ему все казаться во время королевского турне. Принцы должны считать красные ковры и флаги чем-то вроде растений, везде растущих наподобие травы и деревьев». Принца можно было обвинить и в юношеском максимализме, когда во время одного приема он громогласно заявил, что губернаторы Гонконга и Сингапура являются «древними окаменелостями, которые нужно держать в шкафу в Уайтхолле».

Он также нарушал этикет, пытаясь попутно завести более неформальные знакомства. В этом отношении японцы были готовы пойти ему навстречу. «Со своей обычной сверхосторожностью, — рассказывал Элиот министру иностранных дел, — они подвергали медицинскому освидетельствованию каждое существо женского пола, которое могло оказаться около него… Однажды едва не разразился ужасный скандал, когда две леди-миссионерки, желавшие вручить ему Библию на японском языке, были перехвачены полицией на том основании, что они не были должным образом осмотрены и дезинфицированы».

Обо всех подобных нарушениях, как дома, так и за границей, или официально докладывали непосредственно королю, или же сведения о них доходили к нему благодаря деятельности некой разведывательной сети, в которую, как говорят, входили принцесса Виктория и сестра Агнес. Однажды эти нарушения сочли настолько серьезными, что на Даунинг-стрит было собрано специальное совещание, на котором присутствовали Ллойд Джордж, Стамфордхэм, сам принц и старшие члены его свиты. На совещании прозвучало замечание премьер-министра: «Чтобы стать когда-нибудь конституционным монархом, Вы должны сначала быть конституционным принцем Уэльским».

Король Георг V вошел в историю как деспотичный отец не потому, что пытался предостеречь сына от опасностей, которые порой навлекает на себя отягощенная скандалами монархия, — подобные опасения были бы вполне оправданны. Ошибка его заключалась в том, что к мелким прегрешениям он относился с той суровостью, которую стоило бы приберечь для более серьезных проступков.

Однажды на Рождество, находясь в Сандрингеме, принц Уэльский объяснил леди Уиграм смысл модного психологического термина «комплекс». Его собственный комплекс, признался он, заключается в том, что он нетерпеливо выкрикивает инструкции своему шоферу: если тот свернул куда-то не туда, это приводит его в бешенство. Что же касается моего отца, продолжал принц, то у него два комплекса: страсть к пунктуальности и чрезмерное внимание к одежде. Эти королевские слабости накладывали отпечаток на его отношения с сыновьями, хотя и не больше, чем на отношения с придворными и членами правительства. Более того, его мелочная пунктуальность наложила отпечаток на жизнь всей страны в период между войнами. Когда кабинет направил ему отчет о праздновании 11 ноября как ежегодного Дня памяти, король настоял, «поскольку все часы идут по-разному», чтобы начало и конец двухминутного молчания отмечали фейерверком темно-бордового цвета. А в королевской семье до сих пор рассказывают историю о том, как принц Генрих возвратился домой после нескольких месяцев отсутствия. Он прибыл водворен как раз в тот момент, когда его отец сел обедать. «Как всегда, опаздываешь, Гарри!» — произнес король вместо приветствия.

Зная о неотвратимости возмездия, принцы редко отваживались проявлять неаккуратность. Однако в покрое и расцветке их одежды, в особенности морской или военной формы, сохранялись многочисленные опасности. Даже самая успешная из их заморских поездок могла быть отмечена королевскими письмами вроде нижеследующего:

Когда герцог Йоркский собрался возвращаться домой после весьма утомительной поездки, отец разработал детальную инструкцию относительно его одежды: «Сюртук и эполеты, без медалей и лент, только звезды». К этому король добавил еще одно предписание: «На станции, перед множеством народа, обниматься не будем. Когда станешь целовать маму, сними шляпу». Для поездки по империи только одно было еще хуже, нежели неправильная форма одежды, — полное отсутствие одежды. Увидев газетные фотографии принца Уэльского и Маунтбэттена, прохлаждающихся у моря, король возмутился: «Вы с Диком выглядели в бассейне не слишком пристойно, хотя в жарком климате это и удобно; вы могли бы с тем же успехом сфотографироваться вообще голыми — публике это, без сомнения, понравилось бы».

Даже находясь дома, принцы напряженно ждали встречи с отцом. Однажды утром, за завтраком, король сказал старшему сыну: «Я слышал, что вчера на балу ты был без перчаток. Смотри, чтобы этого не повторилось». На другой день буря грянула из-за того, что охотничьи сапоги принца Уэльского, как оказалось, имели розовые отвороты. Когда же он впервые появился с подвернутыми по новой моде брюками, король с сарказмом спросил: «Что, и здесь идет дождь?» Однажды тридцатилетний принц в присутствии гостей получил выговор только за то, что вышел к чаю в охотничьей одежде, — ходил проведать заболевшую собаку; он тотчас же встал из-за стола и заказал чай к себе в комнату. В Балморале между королем и принцем вдруг разгорелся жаркий спор из-за того, как правильно носить скин-дху; при этом принц Георг доверительно заметил дежурному министру, что никогда толком не знал, что делать с ножами и вилками, а также с прочими вещами, которые требуются при ношении шотландской юбки.