– Не будь ты ебаным гомосеком. Держи!

Кейр всучил ему резинку. Шагги неохотно сунул ее в рот, она была скользкой и теплой, от нее пахло мятой, бобами и сигаретами. Он вдруг понял, что она не вызывает у него отвращения, он катал резинку во рту и наслаждался ее вкусом. Он вытолкнул языком остатки слюны Кейра в сухой кармашек над губой, словно там она могла продержаться дольше.

Они поднимались по лестнице к квартирам на последнем этаже. На каждой лестничной площадке имелся просторный открытый балкон, и Шагги с удовольствием останавливался и восхищался открывающимся видом, словно довольный жизнью пенсионер. Когда они добрались до самого верха, Кейр повернулся к нему и сказал:

– Попытайся не говорить как выпендрежник, понял? Не хочу, чтобы они смеялись над нами.

Кейр вдавил кнопку звонка сбоку от двери с матовым стеклом. Дверь одной из комнат внутри открылась, и коридор заполнили дребезжащие звуки поп-музыки. Они увидели облако светлых волос – облако за пузырчатым стеклом подплывало все ближе и ближе. В дверях они увидели невысокую простоватую девочку, с бледной кожей, с большими зелеными глазами, спрятанными за толстыми стеклами розовых очков. Ее обильно смазанные гелем волосы были зачесаны назад и собраны в большой курчавый хвостик. На ее голове аккуратными рядами выстроились заколки для волос, похожие на свиные ребрышки.

Она была немного младше мальчиков. Неряшливо накрашенные ногти напомнили Шагги о девчонках Макавенни, когда они бродили по улице в шлепанцах Коллин.

– При-вет, – сказала девчонка, чуть приоткрыв дверь.

– Привет, куколка. – На лице Кейра появилась кривая улыбка. Он жестом собственника положил ладонь на дверь.

Девчонка хихикнула, потом подозрительно посмотрела на Шагги.

– Что вам двоим надо?

Она чуть прикрыла дверь.

– Мать дома? – спросил Кейр.

– Ты прекрасно знаешь – она на работе.

– Так мы можем зайти посидеть маленько?

– Нет. – Она поежилась и еще больше прикрыла дверь.

– А че нет-то?

– А то, что я так сказала. Мамка пообещала меня поколотить, если я тебя опять впущу, пока она будет на работе.

– Да ладно тебе. – Он сделал шаг вперед.

– Нет, – по-детски пискнула она. – В прошлый раз ты все испортил. Нассал на сиденье в туалете и на плинтус. Мамка пришла в ярость, когда это увидела. Она меня выпорола.

Она еще больше прикрыла дверь, оставив только щель для лица.

Несколько секунд они стояли так. Изнутри донесся звук переворачиваемой кассеты в магнитофоне. Первым заговорил Кейр.

– Я тебе вот что принес. – В его руке появился мыльный брусок, завернутый в прозрачный с жемчужным отливом целлофан. Мыло, похоже, было из тех дешевых сортов, что лежали высокими пирамидами на рынке «Баррас»[151], Агнес от них воротила нос. На упаковке четкими буквами было напечатано: «Только для оптовой продажи».

Ее маленькая белая рука высунулась из двери и осторожно взяла мыло. Целлофан захрустел, затрещал. Девчонка удовлетворенно вздохнула, потом добавила:

– Только это ничего не меняет.

– Так ты все еще хочешь оставаться моей милкой?

Она посмотрела на кусок мыла, потом – снова на высокого паренька.

– Ну. Может.

– Может, тогда выйдешь, а? Ну, типа потусить.

– Нее-е. Не могу, – сказала она, надув губы.

– А чо нет-то? – Кейр изо всех сил моргал своими карими глазами.

– А то, что Линн у меня, вот и не могу.

Кейр кивнул и предъявил свой продуманный план.

– Слушай, вот это Шагги. Ему нравится Линн. – Шагги выступил вперед из тени. – Так что она тоже может выйти и все такое.

Девчонка широко раскрыла глаза. Она пискнула, втянула маленькую голову обратно в коридор – стеклянная дверь захлопнулась. Шагги увидел, как неровный пучок светлых волос помчался по коридору.

Неужели наступает момент, когда он, Шагги, станет нормальным? Все его попытки научиться ходить как следует, вся его беготня за футбольным мячом, все его зазубривания результатов матчей – все это делалось ради нынешнего дня.

Дверь открылась, выглянули два личика. Потом дверь захлопнулась. Из коридора до них донесся взрыв смеха. Кейр нервно переминался с ноги на ногу.

– Слушай, попытайся не выглядеть таким педиком, а? – не поворачиваясь к Шагги, прошипел Кейр.

Шагги сделал глубокий вдох, попытался расставить ноги пошире и распрямиться, а потом, как несчастная черепаха, втянул голову в воротник куртки и насупился. Дверь снова открылась – теперь шире. За ней, вертясь от удовольствия, стояли две девчонки. Линн Келли была на добрый фут выше другой девочки, она, выставив вперед челюсть, смотрела на них поверх копны светлых завитых волос, на лице у нее не было косметики, а в волосах – заколок. Судя по тому, как она вышла вперед и распрямила спину перед парнями, было ясно, что она росла в окружении целого выводка братьев. Когда она заговорила, ее губы оставались сжатыми, словно для защиты зубов. Шагги ее глаза показались маленькими настороженными изюминками.

– Как это я могла тебе понравиться? Я тебя никогда не видела, – напрямик спросила она.

Шагги потерял дар речи, и Кейр сильно лягнул его по мягкой части щиколотки.

– Понимаешь… просто… я просто слышал о тебе много хорошего.

Девчонка недоверчиво наморщила нос.

– Чего именно?

– Говорили, что ты очень привлекательная.

– Ты почему так странно говоришь? – спросила она без улыбки, по-прежнему морща нос. – Ты в какую школу ходишь?

Девчонка вышла еще дальше на дневной свет лестничной площадки, и Шагги увидел, что лицо у нее на самом деле не было грязным, просто его покрывали тысячи замечательных веснушек. Ее глаза-изюминки продолжали стрелять, подозрительно разглядывать его.

– Я хожу в школу там дальше, по дороге, – сказал он.

– В эту протестантскую помойку?

– Да.

Девчонка вздохнула и перестала морщить нос.

– Фигово. Я хожу в Сент-Мунго[152]. Католическая школа.

– Это нормально. У меня мать католичка. Так что я половинкой туда, половинкой сюда.

На ее губах появилась улыбка.

– Тут это не имеет значения. Мои братья все равно с меня бы шкуру живьем содрали, если бы узнали, что я гуляю с грязным оранжистским псом.

Шагги попытался скрыть облегчение. Оно накрыло его, и ему хотелось сделать долгий тихий выдох. Он мог бы сказать ей, что по большому счету он католик, приобщился святых таинств, но он вместо этого сказал:

– Ну, раз так, значит, так тому и быть, да? Я был рад с тобой познакомиться.

Он развернулся, по-джентльменски махнув на прощанье рукой. Ему хотелось убежать.

– Да ладно, чего уж тут изображать из себя такого обидчивого, – громко выдохнула Линн. – Дайте я тогда хоть мой гребаный джемпер надену.

Когда они вышли на серые улицы, начал моросить дождь. Они шли, четко разбившись на пары. Вверх-вниз,