Одна из самых серьезных проблем Вашингтона – это Израиль, стратегический союзник США на Ближнем Востоке. Но постепенно он стал почти невыносимой обузой для американских интересов во всем мусульманском мире. Неуступчивость Израиля, его маниакальная устремленность на удержание оккупированных территорий уже превратили Израиль в изгоя на международной политической арене.

В перспективе можно допустить, что американская дипломатия верно представляет себе, что на Ближнем Востоке нельзя ничего добиться существенного, если не принудить Израиль к уходу с оккупированных арабских территорий, если не начать переговоры с ХАМАС и «Хизбалла», если не вести переговоры с Ираном в контексте официального признания Израиля как обладателя атомной бомбы и соответствующих гарантий ее неприменения против соседей. В этом контексте, как представляется, следует рассматривать и достаточно твердое требование Барака Обамы к Израилю начать не иллюзорные, а реальные переговоры с палестинцами, включая уход с оккупированных в 1967 г. территорий в контексте резолюций Совета Безопасности ООН № 242 и № 333. Неготовность Израиля к миру проявилась в наглом заявлении его премьера, в американском конгрессе, что Израиль будет вести переговоры не с участием американского президента, а американского конгресса. Это – очень опасные игры, угрожающие интересам стран по периметру этого региона. Как далее будет вести себя американский президент? От этого зависит многое, в том числе и вопрос о том, войдет ли он вторично в Белый дом как президент Америки.

Европейский Союз постепенно размывается расширением тех противоречий, которые изначально были в нем заложены и углублены неадекватным расширением «маршем на Восток» и на Балканы. Глобальный кризис, изначально ударивший здесь по частным банкам, перерос в критические проблемы с государственным долгом, а затем – в целом в платежную систему ЕС, которая основательно зашаталась. Ясно и то, что эти противоречия немедленно приобрели политический характер. Экономический шок, связанный с относительным упадком Европы в сравнении с усиливающейся Азией сочетается с непреодолимыми политическими последствиями незавершенного строительства объединенной Европы.

Труднейшие дискуссии по поводу оказания экономической помощи Греции, оказавшейся в тяжелейшей финансовой ситуации, это не только отражение серьезных противоречий, выявившихся в Европейском союзе в период глобального кризиса 2008–2010 гг. Это – последствия институциональной «недостроенности» Союза, отсутствие институтов по немедленному реагированию на возникшие проблемы в тех или иных «звеньях» Союза. Совпавшая с кризисом по времени ратификация Лиссабонского договора, избрание президента и министра иностранных дел ЕС – эти меры планировались как новый этап возрастания роли ЕС в мировой политике. Но, как оказалось, институты ЕС оказались не готовы к другой, менее благоприятной ситуации, возникшей как в условиях прошлого кризиса, так и в посткризисный период, когда проблемы приобрели не просто «общий» для всех стран характер, а перекинулись на слабые страны как бы избирательно. В такой обстановке ЕС показал себя менее солидарной, менее сплоченной организацией. В результате некоторые из самых важных основополагающих принципов и символов евроинтеграции поставлены под вопрос. Это – дополнительно к тому, что целый ряд стран ЕС оказались в числе наиболее пострадавших от прошедшего кризиса: в 2009 г. ВВП снизился в среднем на 4,1% при среднемировом падении в пределах 3%. Рост в 2010 г. в среднем не составил и 1%, а перспективы даже на текущий, 2011 г., не столь радужны. Повсюду высока безработица, в некоторых странах доходит до 20% (Испания и Португалия, Латвия, Румыния). По характеру принимавшихся антикризисных мер Европа разделилась на две группы стран. Одни резко нарастили государственные расходы за счет внутренних и внешних заимствований (своих резервов почти ни у кого не оказалось), прибегая к наращиванию бюджетного дефицита. Дефицит не выше 3% от ВВП – это одно из условий членства в зоне евро – этого уже никто не стремится достигнуть в ближайшие годы. В Греции, которую ЕС заставил пойти на болезненные сокращения государственных расходов (как условие предоставления экстренной помощи), дефицит составил в 2010 г. почти 13% от ВВП; в Великобритании – 12%, Испании – 11,4% и даже считающейся благополучной Франции – свыше 8% от ВВП. Общий долг, накопленный странами ЕС, составляет более 85% от их совокупного ВВП (в Греции он достигает 125%, в Италии – 118%).

Большую тревогу вызывают растущие государственные расходы, и правительства пытаются их снизить в основном за счет медицинского обслуживания, социального страхования, пособий по безработице, «замораживания» заработной платы и т.д. Почти половина стран ЕС испытывает проблемы с платежеспособностью, при этом производство почти не растет, а безработица, как отмечалось, превышает 10%. Недовольство населения такой политикой быстро возрастает, соответственно, происходит интенсивное нарастание забастовочного движения и выступления профсоюзов.

Вторая группа стран с самого начала кризиса заняла позиции более решительных мер по сокращению бюджетных расходов. Наиболее радикальные меры в этом плане стали проводить правительства стран Балтии, которым ЕС отказал в помощи. Так, Литва сократила расходную часть бюджета на 30%, заработную плату в госсекторе – на 20–30%, пенсии – на 11%; налоги были повышены на фактически все товарные группы, включая лекарства и алкоголь. В итоге Вильнюсу удалось удержать дефицит на уровне 9% от ВВП, но результатом стала 14%-ная безработица, 15%-ное падение производства, массовый отток рабочей силы и удвоение числа самоубийств – по этому показателю страна вышла на первое место в мире. Аналогичные меры предлагает осуществить Евросоюз (Германия и Франция прежде всего) и другим государствам с серьезными финансовыми проблемами из групп PIGS (Португалия, Италия, Греция, Испания), а также Великобритании. Это, однако, сопряжено с затяжной депрессией, высокой безработицей и ростом социальных протестов со стороны трудящихся. Недовольство населения вызывают также планы увеличения пенсионного возраста: в Испании – с шестидесяти пяти до шестидесяти семи, в Греции и Франции – с шестидесяти до шестидесяти трех – шестидесяти пяти.

Сегодняшние тенденции свидетельствуют о том, что менее определенными стали перспективы евро, который до кризиса рассматривался чуть ли не главной мировой резервной валютой в недалеком будущем. Другое следствие – участившиеся суждения в деловых и политических кругах относительно вероятности выхода из зоны евро Германии. Это фактически привело бы к распаду системы единой европейской валюты. Появились также сторонники идеи выхода из нее помимо Германии, также Австрии, Финляндии и Голландии. Предполагается, что эти страны могли бы сформировать новый валютный альянс. Все это – свидетельство серьезной болезни ЕС, ее институциональных структур, обнаружившейся сложности в координации единой финансовой экономической политики разнородных и разноуровневых национальных систем 27 государств. Это, однако, вполне естественно и находит свое отражение в политических проблемах Европейского союза.

В то же время растут позиции Германии в ЕС. Единая Германия, непрерывно усиливающаяся, изменила баланс сил в Евросоюзе. Евросоюз более или менее нормально работал, когда лидерство в нем делили Германия и Франция. Но при президенте Саркози, во многом подчинившим политику страны США, позиции Франции серьезно ослабели, ось «Париж – Берлин» накренилась, перестала быть центром разработки стратегии для ЕС. В то же время Германия усиливает свое одностороннее политическое влияние, опираясь на возросшую экономическую мощь объединенной Германии. Это порождает пока что неявные угрозы для ЕС, но раздражение налицо; германская деловая элита высказывает свое глухое недовольство тем, что на ФРГ приходится значительная часть расходов финансового бремени Союза. Соответственно, это недовольство воспринимается в Европе как известные в истории элементы германского шантажа.