звали Ашиноль, она таскала в ушах такие огромные золотые серьги-кольца, что странно, как мочки не обрывались. Золото было “живым”, и пальцы сами тянулись к нему — прикоснуться, выпить Силу. Все равно ведь она ничего не заметит. Но вдруг заметит? Не стоит злить южан…

Вечером первого дня Айтли открыл клетку с почтовыми голубями, задумался — и вывел на куске ткани несколько знаков, удостоверяющих — путешествие закончено благополучно.

Теперь только надежда на север и особенно родственников… но это писать было не обязательно.

**

Тейит

В отличие от детей Юга, которых обычно звали по имени, у северян вместо имен в ходу были прозвища, и не по одному зачастую. Так, Шима называли Медвежонком, а мать его — Танитау, что означало “Заблудившаяся и печальная”. Легко сочинялись они; иные приставали надолго, иных хватало на пару раз. А южанам — да, им хватало имен… по крайней мере, насколько мог понять Огонек.

Одно только прозвище слышал часто в Астале. Странно вышло: огненное, и полукровку назвал схоже, будто поделился. И вправду ведь поделился — Силой… Пусть она исконная полукровкина, пробудить помог, вытащил из такой глуби, о которой и не думали служители Домов Солнца, проверяющие детей…

Опираясь подбородком на скрещенные руки, Огонек лежал на камнях, смотрел на дальние горы, ловил прилетающие оттуда запахи. В Тейит жил ветер — один, или много ветров, поющих, постоянно сплетающихся в узор или сложную прозрачную косу.

Ветер пасся на полях, огромным языком лизал злаки, отчего те клонились к земле. Кайма с мелкими зернами — из них варили густой суп; каппи с колосками — метелками. В травянистом кустарнике чимма тоже бродил ветер, шурша листьями и сбрасывая на землю маленькие иссиза — черные ягоды.

И бобы тут росли, более мелкие, чем в долине.

Огонек порой забывал, каковы запахи и краски Асталы — вспоминал только, когда ночами снились приятные и неприятные сны, на сей раз о прошлом, которое помнил — и когда Атали в очередной раз указывала ему, что Сила Огонька — Сила южная.

Но хоть девочка и пыталась укорить его этим, Огонек сомневался, что предпочел бы северную; да, она была интересна, понять ее не представлялось возможным — много-много разных способностей, но большинство весьма ограниченных. Словно в природе: есть колючая лиана, есть молочай, есть орешник, да и те можно делить и делить — у того же орешника ствол, плоды, листья… Больше всего подпитку способностям давало золото, но полезны были и разные самоцветы, а Солнечный камень помогал Силу хранить. Все вместе — каменный муравейник Тейит — выглядело великолепно, внушало огромное уважение слаженностью своей, мощью. Сколько поколений прошло, чтобы наладить такое??

Впрочем, здесь только с Атали могли бы спорить об этом — а знакомых прибавилось.

К примеру, невеста Шима, Сули, молчаливая и добрая девушка. Она, хоть и чистой крови, не обладала Силой, даже помогающей лишь в одном ремесле, и к тому же была сиротой. Сули часто приходила в дом Ивы, помогала по хозяйству или просто сидела, улыбаясь застенчиво, и попутно плела какой-нибудь поясок из нитей — женщины Тейит охотно носили подобные пояски.

О себе Ива рассказывала неохотно. Она была нежеланным ребенком — мать ее, живя в местах добычи хрусталя, встретила пару пришлых охотников… так появилась Ива. С малолетства ей давали понять — низшая, выродок, живущая здесь из милости. Плод насилия женщины предпочитали вытравить из собственного чрева, но не дать себе опозорить себя и семью. А если сами женщины опасались, находились доброжелатели. И все же она появилась на свет и даже нашла себе спутника — простого каменотеса, доброго, хоть и недалекого умом. Он умер, когда Шим был подростком. Вот и вся жизнь…

— А Юг ты тоже не любишь? — спросил ее Огонек.

— Нет, мальчик. За что же? Мне его уроженцы ничего не сделали. Если кто и набросал камней в мою жизнь, так это свои. Ладно, сейчас добрые времена. Давным-давно бедняков приносили в жертву ради получения большей Силы. Спасибо, сейчас так не делают в Тейит.

— В Астале… там все иначе, — пробормотал Огонек.

Башня… Хранительница. Вспомнил — и словно огромное животное языком провело по коже; холодно стало, мурашками тело покрылось. Башня. Огонек стоял на краю. А она… с каким восторгом Кайе говорил — она живая.

Может, и он сталкивал кого-то вниз, на ждущие крови плиты?

Обладая свободным временем и таким проводником, как Атали, Огонек побывал не только в Ауста и на окраинах, но и в некоторых древних галереях — впрочем, весь город состоял из галерей, переходов, ступеней, украшенных зачастую замысловато. Даже перед окном Огонька на камнях высечена была свернувшаяся кольцом змея.

Картинки в галереях пугали — фрески, просто барельефы, нераскрашеные — и те, которым искусство художника придавало почти живой вид. Вот это “почти” и было самым жутким. Птицы с алыми глазами, скалящиеся хищники, странные существа с головой одного животного и телом другого…

И тревожно билась в голове мысль — за какие такие заслуги ему позволялось бродить повсюду? Конечно, целиком Тейит было не обойти и за две луны; но Огонек и не стремился исследовать каждую щель.

К Атали он привык, как младшей сестренке. Ну и пусть избалованная, временами заносчивая, непостоянная в словах и поступках — была в ней какая-то живая искорка. Может, от матери, как бы ни относился к ней Огонек. А вот в тетке, Лайа, этой искорки не ощутил. Хотя она, конечно, умнее в разы и разы… Атали зато искренняя. Любопытная. Ее порой хотелось взять под крыло, опекать, хотя кто она, и кто он!

С другими ровесниками, из простых, пока сдружиться не удалось — они-то, в отличие от Огонька, все были при деле. Да и стеснение испытывал, сам ведь не пойми кто.

Кели почти сравнялось тринадцать, но ростом он не вышел — да и ходил, согнувшись, опираясь на палку. Неправильно срослась сломанная несколько весен назад нога. Редкие волосы зачесывал в хвост, как взрослый — отчего смешно торчали уши; зато глаза у Кели были круглые и любопытные. Огонька к нему привела Сули — и всю дорогу смотрела, будто извинялась за хлопоты. Кели встретил полукровку-целителя с восторгом, к которому примешивался интерес исследователя, щедро сдобренный недоверием: ух ты, надо же, и такие бывают?! О себе он в этот момент не думал, и, кажется, возмутился, когда Огонек собрался осмотреть его. Это к нему, Кели, привели диковинку! Это он должен изучать