Дом был очень похож на тот, из которого они только что вышли. Но их комната была на втором этаже, и она была гораздо просторнее той каморки в мансарде, где они провели свою первую ночь в Лейпциге. Огромная железная кровать заполнила собой практически все пространство комнаты. Сердце у Анны неприятно екнуло при мысли о том, что здесь даже нет места на полу, куда можно было бы положить матрас.

– В коридоре возле лестничной площадки находится ватерклозет. Такое удобство, само собой, удорожает стоимость проживания, но, полагаю, эту новость ты воспримешь с удовлетворением. Я прав, Анна?

– Да, – стоически кивнула она в ответ.

– Вот и славненько! – Йенс вручил несколько монеток фрау Шнайдер, хозяйке гостиницы. Окинув женщину взглядом, Анна решила, что ее внешний вид тоже предпочтительнее, чем у прежней хозяйки. – Надеюсь, тут с лихвой хватит за первую неделю нашего проживания, – сказал он, вручая в порыве великодушия больше, чем требовалось.

– Kochen in den Zimmern ist untersagt. Abendbrot um punkt sieben Uhr. Essen Sie hier beute Abend?

– Она говорит, что в номере готовить нельзя, но каждый вечер ровно в семь мы можем ужинать у них внизу. – Йенс принялся терпеливо переводить слова хозяйки Анне. Потом повернулся к фрау Шнайдер и добавил: – Очень заманчивое предложение. И сколько это будет стоить?

Последовала еще одна передача денег из рук в руки, после чего дверь за хозяйкой закрылась.

– Итак, фрау Халворсен, как вам наши новые семейные апартаменты? – Йенс с улыбкой взглянул на Анну.

– Я…

Он прочитал страх на ее лице, когда она взглянула на широченную кровать.

– Анна, подойди ко мне, – велел он.

Анна молча повиновалась. Йенс крепко обнял ее и прижал к себе.

– Успокойся, любовь моя. Я же обещал, что не прикоснусь к тебе пальцем, пока ты сама не разрешишь. Но, знаешь, холодными ночами лучше все же спать вдвоем. Будем хоть как-то согревать друг друга.

– Йенс, нам нужно как можно быстрее пожениться, – снова напомнила ему Анна. – Мы должны отыскать здесь лютеранскую церковь, где нас могли бы повенчать, и…

– Мы так и сделаем. Обязательно! Но не стоит расстраиваться из-за всего этого прямо сейчас, – нежно проворковал он, пытаясь поцеловать ее в шею.

– Йенс! То, что мы сейчас с тобой творим, – это грех! – воскликнула она, отталкивая его от себя.

– Да, конечно, ты права, – согласился он и вздохнул, обдав горячим дыханием ее кожу, после чего разжал кольцо своих рук. – Тогда займемся более прозаичными вещами. Думаю, нам с тобой уже пора как следует вымыться, а потом пойдем в город. Перекусим где-нибудь, выпьем вина. Согласна? – Он слегка приподнял подбородок Анны и посмотрел ей прямо в глаза.

– Да, – ответила она и улыбнулась.

31

В течение последующих двух недель Анна постепенно обвыклась на новом месте. Или, по крайней мере, нашла, чем заниматься долгими часами, пока Йенс учился в своей консерватории.

Зима уже вовсю давала о себе знать, и по утрам в их комнате стоял просто зверский холод. Часто после того, как Йенс уходил на занятия, Анна снова укладывалась в кровать, пытаясь хоть как-то согреться под теплыми шерстяными одеялами в ожидании, пока разгорится и даст хоть немного тепла уголь, который она с самого утра забрасывала в маленькую печурку. Потом она умывалась, одевалась и отправлялась в город. Прогуливалась по улицам Лейпцига, шла на рынок, покупала там хлеб и нарезанное порциями холодное мясо на обед.

Горячее они с Йенсом ели лишь раз в день, в семь часов вечера, когда фрау Шнайдер кормила их ужином. Чаще всего это были колбаски с картошкой или сыроватые на вкус хлебные кнедлики, плавающие в каком-то непонятном соусе. Анна скучала по свежим овощам, по всей той вкусной и полезной еде, к которой она привыкла с детских лет.

Много часов Анна потратила на то, чтобы решиться и написать наконец герру Байеру и своим родителям. Зажав между пальцами перо, подаренное ей когда-то Ларсом, она мысленно прикидывала, где он сейчас. Приплыл ли он уже в свою Америку, как мечтал о том всю жизнь? А порой, когда настроение у нее было хуже некуда, она даже начинала сомневаться, а правильно ли она поступила в свое время, не захотев уехать вместе с ним.

Лейпциг

1 октября 1876 года

Дорогой герр Байер!

Вам уже, наверное, известно, что я уехала в Лейпциг. Мы с герром Халворсеном поженились. И мы счастливы. Хочу еще раз поблагодарить Вас за все, что Вы для меня сделали. Пожалуйста, используйте те деньги, которые я заработала в Театре Христиании, чтобы хоть как-то возместить те расходы, которые Вы понесли из-за меня. Надеюсь, что Вы сможете продать кое-что из тех нарядов, которые Вы мне покупали. Они ведь все очень красивые.

Простите меня, герр Байер, за то, что я не смогла полюбить Вас.

С пожеланиями всего наилучшего

Анна Ландвик.

Потом она взяла еще один листок бумаги и написала второе письмо.

Дорогие мамочка и папа!

Я вышла замуж за Йенса Халворсена и уехала вместе с ним в Лейпциг. Мой муж учится в здешней консерватории, а я веду домашнее хозяйство. Я счастлива, только очень скучаю по вас. И по Норвегии тоже.

Анна

Анна сознательно не указала обратный адрес. Она все еще чувствовала себя страшно виноватой и боялась получить в ответ одни упреки и обвинения. После обеда она, как правило, шла немного прогуляться по парку или просто бродила по улицам, хотя ее накидка и не спасала от пронизывающего холодного ветра. Но так, по крайней мере, она хоть была не одна, а среди людей. Свой статус музыкальной столицы Германии Лейпциг являл повсюду. Огромное число улиц было названо в честь великих немецких композиторов. Плюс бесчисленные статуи композиторов. Плюс мемориальные дома-музеи Мендельсона и Шумана, в которых они когда-то жили.

Особенно Анне нравилось любоваться величественным зданием Нового театра с колоннами, портиком и огромными дугообразными окнами. На подмостках этого театра выступала оперная труппа Лейпцига. Анна подолгу разглядывала здание со всех сторон и гадала, можно ей хотя бы надеяться на то, что когда-нибудь она сможет спеть на сцене этого театра. Однажды она даже набралась смелости и постучала в дверь служебного входа, а потом постаралась, как смогла, с помощью жестов, объяснить вахтеру, что она ищет себе место певицы, но тот, естественно, ровным счетом ничего не понял из ее жестикуляций.

Обескураженная неудачной попыткой, Анна чем дальше, тем сильнее чувствовала себя страшно одинокой и никому не нужной в этом чужом городе. Тогда она попыталась найти отдушину в посещении Томаскирхе, церкви Святого Фомы, самого большого готического храма в Лейпциге, увенчанного красивой колокольней из белого камня. Конечно, этот собор не шел ни в какое сравнение с их маленькой церквушкой в Хеддале. Но общая атмосфера внутри храма живо напомнила Анне их уютную деревенскую церковь. Тот же запах ладана, те же чинные лица людей, все как у них дома. В тот день, когда она наконец собралась с духом и отправила письма герру Байеру и своим родителям, она тоже пошла в эту церковь, надеясь обрести хоть немного утешения. Уселась на скамью и, низко склонив голову, стала горячо молиться, просить Бога об искуплении своих грехов, о том, чтобы Господь даровал ей силы и наставил на путь истинный.