Григорий Кисунько, главный конструктор противоракетных систем, вспоминал, как его зазвал к себе в машину сам Сергей Королев и зло спросил:

— До каких пор мы будем терпеть этого бандита?

«Бандитом» был столь же знаменитый конструктор, к которому в тот момент повернулась лицом фортуна, потому что он благоразумно взял на работу сына вождя партии и народа.

Дети многих членов политбюро предпочитали работать в военно-промышленнком комплексе.

Николай Дмитриевич Устинов строил боевые лазеры на гусеничном ходу, Револий Михайлович Суслов, генерал-майор, возглавлял закрытый Центральный научно-исследовательский институт радиоэлектронных систем. Сын Шелеста Виталий Петрович стал на Украине членом-корреспондентом Академии наук и директором Института теоретической физики, созданного специально для него. Но карьеры сыновей обычно заканчивались с уходом отцов на пенсию.

Григорий Кисунько вспоминал один проект противоракетной обороны, который обречен был на провал с самого начала. Но в ЦК его одобрили, запустили. Когда деньги уже были потрачены, выяснилось: пустышка. Проект под названием «Даль» рухнул. Но шустрые ребята решили использовать списанную партию опытных ракет «для дезинформации вероятного противника». Ракеты возили по Красной площади во время парадов в сопровождении дикторского текста: «Высокоскоростные перехватчики воздушно-космических целей».

«Думаю, — пишет Кисунько, — что эта туфта вряд ли могла ввести в заблуждение зарубежных специалистов. Но Пентагон, скорее всего, использовал эту демонстрацию для того, чтобы получить дополнительные деньги на свою систему противоракетной обороны. В этом смысле два ВПК, как могли, помогали друг другу…»

Договариваться об ограничении и сокращении ядерного оружия было невероятно сложным делом. Военные — и советские, и американские — противились любым ограничениям и обвиняли своих дипломатов в том, что они позволили другой стороне подписать документ на выгодных для нее условиях.

Заместитель министра иностранных дел Владимир Семенович Семенов рассказывал в узком кругу, как он приступал к переговорам с американцами на ядерные темы.

Министр обороны Гречко на политбюро сказал, что сама идея соглашения с американцами преступна. И, обратившись к дипломату, добавил:

— Если Семенов намерен о чем-то договориться, то пусть сам решит, где он намерен сидеть — на Лубянке или на гауптвахте Московского военного округа.

Маршалы Гречко и Устинов и не подозревали, что нечто подобное говорили и в Вашингтоне.

Американские военные с нескрываемой ненавистью отзывались о Генри Киссинджере: он «попросту идет у Советов на поводу»; достигнутые им соглашения «фарс, невыгодный для Америки»; «Киссинджер потерял разум».

Главным противником Генри Киссинджера стал министр обороны Дональд Рамсфелд, бывший футболист, борец и летчик. Он возражал против любых соглашений с Советским Союзом и довольно успешно мешал Киссинджеру. В январе 2001 года Рамсфелд вновь занял пост министра обороны Соединенных Штатов в правительстве Джорджа Буша-младшего. Он руководил военной операцией в Ираке…

Поскольку все двусторонние соглашения касались конкретных цифр и спор шел именно из-за цирф, американцы всякий раз предлагали положить на стол данные обо всем оружии, которым располагают обе стороны, и тогда уже договариваться.

Но советская делегация отвечала, что в ее обязанности не входит помогать американской разведке, и наотрез отказывалась предоставлять любые данные о своем оружии. А советские дипломаты говорили: мы же не просим американцев предоставить им данные об американских вооружениях. Но в этом и не было нужды — в Соединенных Штатах все это публиковалось в открытой печати.

Когда в 1970-е годы шла работа над вторым договором о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНв-2), американцы вновь поставили вопрос об обмене военными данными.

Глава советской делегации Владимир Семенов раздраженно сказал:

— Кому нужен обмен данными? У вас есть национальные технические средства, поэтому вам все известно.

Американцы действительно знали многое из того, что не было известно советским гражданам, не допущенным к высшим секретам государства. И советские военные представители очень нервничали, когда американцы называли данные о советском оружии, которые не полагалось знать советским дипломатам. Дипломатов наши военные не посвящали в свои секреты. У американцев, наоборот, дипломаты держали военных в черном теле.

Весной 1977 года государственный секретарь Сайрус Вэнс полетел в Москву с новыми предложениями о сокращении стратегических вооружений. Военные члены делегации попросили разрешения с ними ознакомиться. Вэнс разрешил своему помощнику показать военным документ, но не полностью. Для них оставалась секретом запасная позиция. Он знал, что Андрей Андреевич Громыко своим упрямством иногда заставляет отступать на запасные позиции. А надо было сделать вид, что запасной позиции нет вовсе.

Помощник Вэнса поехал в американское посольство и разместился там в так называемом сейфе — специальном помещении, защищенном от электронного прослушивания. Вооружившись ножницами и клеем, он стал вырезать из текста инструкций места, которые военным не следовало знать. Его застукали за этим занятием.

С советской стороны переговоры вели, разумеется, дипломаты, но все решалось в Генштабе. Повлиять на военных мог только Брежнев. Он и выдавил из них согласие подписать в 1979 году с американцами второй договор об ограничении стратегических вооружений ОСв-2.

Причем американские «ястребы» были так же недовольны договором, как и советские. Накануне вылета американского президента Джимми Картера в Вену, где должно было состояться подписание договора, сенатор Генри Джексон, который всегда критиковал нарушение прав человека в СССР, заявил, что Картер идет по стопам британского премьера Невилла Чемберлена, подписавшего в 1938 году позорное Мюнхенское соглашение с Гитлером. Джексон напомнил о том, что правительство Англии в 1930-е годы тоже вело переговоры о разоружении с нацистской Германией и покрыло себя позором.

Кончилось это тем, что чувствительный к критике Картер приказал своим помощникам не раскрывать зонты, хотя в Вене шел проливной дождь.

— Я скорее промокну до нитки, чем возьму в руки зонт, — говорил Картер.

Дело в том, что Чемберлен, вернувшись из Мюнхена, рассказывал о соглашении с Гитлером, стоя под большим зонтом…

Картер и Брежнев уже летели в Вену, а документ, который им предстояло подписать, еще не был готов. Над текстом трудились советская и американская делегации в Женеве.

Последний раунд переговоров продолжался до трех утра, после чего руководители делегаций Виктор Карпов и Ральф Эрл на радостях выпили шампанского и разошлись спать.

Технический персонал остался перепечатывать текст в четырех экземплярах; по два — на каждом языке. Если в одном экземпляре первым упоминался СССР, то в другом на первое место ставились США. Даже в чисто бумажном деле соблюдалась симметрия.