Правда, в стороне от парадного проспекта граф Фенринг и его спутница ненароком увидели кучи мусора, обшарпанные бурые стены домов, отражающиеся в лужах, опасливо суетящихся жителей.

Сам баронский дворец с его голубыми стенами выглядел безукоризненно – до ужаса безукоризненно; но граф и его леди видели, чего это стоило. На каждом шагу маячили стражники, и их оружие поблескивало тем особенным блеском, который говорил опытному глазу, что без дела оно не скучает. Даже во дворце нельзя было пройти из одной зоны в другую, миновав пропускные пункты стражи. Походка и осанка слуг выдавали их военную подготовку… и еще то, как внимательно-внимательно смотрели их глаза.

– Чувствуешь напряженность? – промычал граф своей спутнице на их тайном языке. – Наш барон, похоже, начинает ощущать, какую цену ему пришлось в действительности заплатить, чтобы уничтожить герцога Лето!

– Напомнить тебе легенду о фениксе? – ответила та. (Тет-а-тет они были на «ты».)

Они стояли в приемном зале дворца, ожидая сигнала к началу семейных игр. Зал был невелик, метров сорок на двадцать, но наклонные пилястры по стенам и слегка изогнутый потолок создавали иллюзию гораздо более просторного помещения.

– А-а, вот и сам барон, – заметил граф.

Барон шествовал по залу как бы скользя и переваливаясь – той особенной походкой, какой требовало управление гигантской тушей, поддерживаемой силовой подвеской. Жирные щеки тряслись, силовые поплавки перекатывались под оранжевой мантией. Сияли перстни, унизывавшие толстые пальцы, и драгоценные опафиры, которыми было расшито баронское одеяние.

Пообок барона шел Фейд-Раута. Черные кудри были завиты мелкими колечками – над угрюмыми глазами эти лихие завитки казались неуместно веселыми. На нем была черная куртка в обтяжку, такие же брюки, лишь слегка расклешенные внизу, и мягкие низкие башмаки, охватывающие маленькие ступни.

Леди Фенринг отметила осанку юноши и крепкие мышцы, играющие под тканью, и подумала: «Этот не позволит себе разжиреть…»

Барон остановился перед ними, хозяйским жестом взял Фейд-Рауту за руку и представил:

– Мой племянник, на-барон Фейд-Раута Харконнен. – И, повернув младенчески-розовое жирное лицо к племяннику: – Граф и графиня Фенринг, о которых я говорил.

Фейд-Раута с приличествующей любезностью склонил голову, а затем уставился на леди Фенринг – золотоволосую, гибкую, изящную. Прекрасную фигуру обливало серо-бежевое платье – без украшений, но превосходно сшитое. Затем Фейд-Раута встретил взгляд ее зеленовато-серых глаз. Она просто лучилась тем типично Бене-Гессеритским безмятежным спокойствием, которое всегда несколько раздражало молодого наследника Дома Харконнен.

– У-м-м-м-м-м-ах-м-м-м, – протянул граф, изучающе разглядывая Фейд-Рауту. – Приятный и аккуратный молодой человек, э, не так ли, моя – хм-м-м… моя дорогая?.. – Граф взглянул на барона. – Любезный барон, вы изволили упомянуть, что говорили о нас этому приятному молодому человеку. Любопытно знать, что же именно вы ему сказали?

– Я говорил своему племяннику о том, с каким уважением относится, к вам Император, граф Фенринг, – поклонился барон, подумав: «Обрати на него особое внимание, Фейд! Убийца, который ведет себя точно кролик, – самая опасная разновидность!»

– Ну, разумеется! – покивал граф, улыбаясь своей спутнице.

Фейд-Рауте поведение и слова графа показались почти вызывающими. Еще немного – и он, казалось, сказал бы нечто открыто оскорбительное. Юноша перевел взгляд на графа: коротышка и на вид слабак. Лицом похож на куницу: явный проныра и вообще скользкий тип. Огромные темные глаза; на висках – седина. А повадки!.. Движение рукой или поворот головы говорили одно, и тут же – реплика, означающая прямо противоположное! Совершенно невозможно понять, о чем граф думает на самом деле.

– Ум-м-м-м-ах-х-х-хм-м-м, право же, редко доводится встречать такую, мм-м-м, прямо скажем, аккуратность, – любезно сказал граф, обращаясь к жирному баронскому плечу. – Разрешите, э-э, поздравить вас с таким, хм-м-м, удачным выбором и прекрасной подготовкой вашего, э-э-э, наследника. Вполне, хм-м-м, в духе господина барона, если мне будет позволено так выразиться.

– Вы чересчур любезны, – поклонился барон. Однако Фейд-Раута по глазам дяди понял, что тот не вполне принял любезность графа и хотел бы сказать нечто противоположное.

– Ваша ирония, мм-м-м, заставляет предположить, что вас посетили некие, хм-м-мм, глубокие мысли, – сказал граф.

«Вот опять! – подумал Фейд-Раута. – Прозвучало как оскорбление – а придраться не к чему; а значит, и требовать от него удовлетворения никак нельзя…»

Манера графа говорить была невыносима – Фейд-Рауте все время казалось, что его уши забиты не то кашей, не то радиопомехами: ум-м-ммэх-х-х-хм-м-м-мм! Фейд-Раута заставил себя вновь переключиться на леди Фенринг.

– Мы, э-э, отнимаем слишком много времени у этого молодого человека, – светски улыбнулась она. – Насколько я знаю, сегодня ему предстоит выступить на арене.

«Гуриями императорского гарема клянусь, она просто прелесть!» – подумал Фейд-Раута и пообещал:

– Сегодня я убью противника в вашу честь, миледи. С вашего позволения я объявлю об этом, выйдя на арену.

Она посмотрела на него все так же невозмутимо. Но ее слова прозвучали как удар кнута:

– Я не даю вам такого позволения.

– Фейд! – одернул барон племянника. Вот чертенок сумасшедший! Он что, хочет напроситься на поединок с этим сановным убийцей?!

Граф, впрочем, только улыбнулся и изрек:

– Хм-м-м-ум-м-м.

– Да, Фейд, тебе действительно, пора готовиться к выходу на арену, – с нажимом сказал барон. – Тебе надо отдохнуть – и постарайся не рисковать сегодня по-глупому, ладно?

Фейд-Раута склонился в поклоне, но его лицо потемнело от негодования.

– Да, дядя. Я уверен, что все будет так, как вам угодно. – Затем он поклонился графу Фенрингу: – Мое почтение, мой граф. – К леди: – Мое почтение, миледи.

Затем повернулся и поспешно покинул зал, лишь мимоходом бросив взгляд на столпившихся у двойных дверей гостей из Младших Домов.

– Он еще так молод, – вздохнул барон.

– Ум-м-м-ах, и в самом деле – хммм, – согласился граф.

Леди же Фенринг подумала: «И это тот молодой человек, о котором говорила Преподобная Мать?! Это его генетическую линию мы должны сберечь?»

– У нас еще час до начала, – сказал барон. – Может быть, мы сможем поговорить еще кое о чем, граф? – Он склонил свою огромную голову вправо. – Нам есть что обсудить. – А сам подумал: «Что ж, посмотрим, каким образом сумеет этот мальчик на побегушках у Императора передать порученное ему и при этом ничего не сказать напрямую. Что было бы, конечно, глупостью».

Граф обратился к своей спутнице:

– Ум-м-м-м-а-х-х-х-хм-м-м, дорогая, вы, мм-м, извините нас, ах-х-х, надеюсь?