В то утро Агриан и Маркол с энтузиазмом обсуждали полученную информацию о возможном налете на судоверфь в районе порта, где, согласно их сведениям, собирались поджечь две недостроенные шхуны.

– И? – поторопил его Эдеард.

– Они оказали сопротивление. – В глазах Агриана блеснули слезы. – Эдеард, мне так жаль. У нее была превосходная маскировка. Мы даже не подозревали, что она там.

Эдеард замер. Он увидел переданную Агрианом картину, и горячая кровь, пульсировавшая в его теле, внезапно превратилась в лед.

– Нет, – простонал он.

– Мы не знали, клянусь Заступницей. Маркол вынес ее из огня, как только обнаружил своим про-взглядом.

– Где она?

– В больнице в проезде Полубраслета, в Нефе, он был ближе всего.

Про-взгляд Эдеарда мгновенно пробился сквозь толстые стены больницы. Как и всегда, разум воспринимал лишь полупрозрачные светящиеся тени, но он смог увидеть в палате на первом этаже лежащую на кровати девушку. Он прекрасно знал особенности ее мыслей. Сейчас в ее разуме полыхала боль.

– Великая Заступница, – в ужасе ахнул Эдеард.

Городские тоннели доставили его в Неф за несколько минут. Пролетая под Абадом, он почувствовал, что впереди движется кто-то еще. Две девушки, держась за руки, стремглав мчались по тоннелю, излучая темные потоки горя и страха.

– Марили? Анали? – позвал он.

Эдеард и не подозревал, что они знают о городских тоннелях. Мысли девушек тотчас скрылись под удивительно плотными щитами. Он получил решительный и бесповоротный отказ.

Он поднялся сквозь пол больницы через несколько секунд после близнецов. Девушки, уже миновав приемную, мелькнули в полутемном коридоре, и стук их каблучков быстро удалялся. Он бросился за ними, но с каждым шагом невольно замедлял бег. Про-взгляд показал, что в больнице собралась вся семья, окружив кровать, словно хоровод ожесточенных душ.

На кровати лежала Джиска, из ее горла пробивался тонкий жалобный стон. Уровень боли, заполнившей продолговатую комнату, был настолько высоким, что у Эдеарда задрожали ноги. Подходя к кровати, он плакал. Трое врачей, склонившись над его дочерью, старались освободить обгоревшую кожу от остатков одежды. Целебные мази и масла, нанесенные на почерневшую плоть, почти не помогали от невыносимой пульсирующей боли.

Он сделал еще шаг вперед. Марили и Анали с непреклонной решимостью поспешно сдвинулись, загородив собой кровать. На них были плащи, очень похожие на его собственный узнаваемый всеми черный плащ, лица под надвинутыми капюшонами скрывались в тени. Суровые стражи у ложа смертельно раненной сестры, самоотверженно защищающие ее от последних оскорблений.

– Она уже достаточно выстрадала, отец.

– Ни к чему причинять ей дополнительную боль.

– Джиска, – умоляющим шепотом произнес он. – Почему?

– Не делай этого.

– Не здесь.

– Не сейчас.

– И не думай, что твое невежество делает тебя праведником.

– Ты не праведник.

– И не невежа.

– Ты зло.

– Чудовище.

– Мы сделаем все, чтобы разрушить твою империю.

– И уничтожить тебя.

Фигурки в черных балахонах стали расплываться перед его глазами, и Эдеард вдруг увидел их на тропическом острове, босыми на горячем песке, в длинных разноцветных юбках, ласково обнимающими Марвейна и безумно счастливыми во время свадебной церемонии, проводимой Натраном.

– Я же делаю это ради всех вас, – всхлипывая, произнес Эдеард. – Я даю возможность каждому достичь самореализации. Заступница свидетель, я пытаюсь подвести к самореализации весь наш мир. Почему вы отвергаете меня?

– Твое зло порабощает всех жителей Кверенции, а ты еще спрашиваешь почему.

– Зло. Зло. Тебя поглотит Хоньо.

Джиска забилась в конвульсиях. Эдеард застонал, стиснув зубы. Он заставлял себя разделять каждое мгновение ее мучительной агонии. Другого он не заслужил. Ноги уже отказывались его держать.

– Мы свергнем тебя.

– Мы сохранили свою свободу.

– Мы научили других, как от тебя освободиться.

– Твои рабы восстанут против тебя.

– Принуждение не дает вечной преданности.

– Твои провинции уже разбегаются.

– Это вы? – поразился он, несмотря на изматывающую боль. – Это вы организовали сопротивление?

И вот донесся посыл, которого он ждал больше всего.

«А кто же еще? – спросила Кристабель. – Чьи еще разумы не затронула твоя мания величия?»

Голова Джиски немного повернулась.

– Не двигайся, не двигайся, – хором заговорили врачи.

Красные, покрытые струпьями веки дрогнули, и из новых трещин вытекли капельки желтоватой жидкости. Один оставшийся не поврежденным глаз смотрел прямо на него.

«Мы одолеем тебя, – донесся до него слабый, но полный решимости телепатический посыл. – Пусть моя душа будет странствовать в Бездне, но я умру, зная это. Благодарение Заступнице, я самореализовалась, отец, но не так, как хотел бы ты».

Эдеард упал на колени.

– Ты не умрешь. Я могу это предотвратить, – зашептал он. – Я могу.

«Два часа, и все. Вернуться всего на два часа и предотвратить пожар.

Я сумею их убедить, мы найдем общий язык».

– Если ты попытаешься…

– Тебе сначала придется убить нас.

«Всех нас», – добавила Кристабель.

Эдеард поднял взгляд к слабо освещенному потолку.

– Ты не умрешь. Этого больше не произойдет, пока я жив. Я слишком много страдал, чтобы допустить такое.

За стенами больницы он ощутил присутствие других, до сих пор скрывавшихся под маскировкой. Это поразило Эдеарда. Ролар, Дайлорн, Маракас, даже Тарали. Пятеро старших внуков, такие же бесстрашные и решительные. «Но не Бурлал – хоть он избавлен». И не только они. Максен и Кансин тоже были здесь вместе со своими детьми. И, наконец, появилась Кристабель.

«Ты можешь править этим миром, – сказали они ему с единодушием, бесконечно более прекрасным, чем он себе представлял. – Но мы никогда не станем его частью».

– Но мы должны быть едины, – в отчаянии закричал он. – Мы должны стать единым… – «Народом». Осознание обрушилось на него колоссальным ударом, и Эдеард, наконец понимая, к чему он стремился, горестно зарыдал и рухнул на пол. «Великая Заступница, я стал таким же, как мои враги: Байз, Овейн, Буат, Гилморны, Татал и все остальные, против кого я так долго боролся. Как я мог быть таким слабым, что уступил им и перенял их методы? Такое не должно продолжаться. И вот почему Небесных Властителей сейчас всего двое. Самореализация ускользает от меня, от всех нас. Я же знал. Заступница, я всегда это знал».