Тедди мнил себя своего рода экспертом по части страха и тупости: он изучал их многие годы. И не испытывал недостатка в материале для наблюдений. Сейчас он тайком, но пристально разглядывал Джонатана Дрэгера, профсоюзного чиновника, которого Ивенрайт вызвал, чтоб тот помог с этой дурацкой забастовкой. Вот он прошел через неоновую арку, в шляпе и светло-голубом плаще. Тедди неотступно следил глазами за уверенными, вальяжными движениями этого человека — как он снял шляпу, как вылез из плаща. Тедди приметил его накануне вечером и был заинтригован той невозмутимостью, с какой Дрэгер наблюдал за потасовкой. Как и сам Тедди — да, возможно, еще Хэнк Стэмпер — этот мистер Дрэгер, кажется, не подпадает под ту же категорию, что прочие особи. Было в нем нечто исключительное, что ставило его особняком. Свою собственную исключительность Тедди видел в том, что он, пусть и нося в себе естественное зерно страха, в отличие от прочих горожан имел достаточно мудрого терпения и смекалки, чтоб не дать зерну прорасти. Хэнк Стэмпер же никогда не славился ни терпением, ни мудростью, но по какой-то прихоти природы был совершенно бесстрашен. И этот Дрэгер — несомненно, тоже человек исключительный, более чем…

— Вечер добрый, парни, — Дрэгер поприветствовал самый большой стол и собравшихся за ним горожан. — Похоже, погода у нас разыгралась. Четыре дюйма на настоящий момент, как пишут в газете…

— Да где они берут свои данные? — возмутился Ивенрайт. — Пусть засунут себе эти свои «четыре дюйма»!

Перед тем как ответить, Дрэгер повесил плащ и шляпу, тщательно отряхнул брюки от дождевых капелек.

— Берут — В Метеорологическом Бюро Соединенных Штатов, Флойд, — объяснил он, одарив Ивенрайта проницательной улыбкой. Он ушлый, этот Дрэгер. И явно умный. Это определенно ставит его особняком. Может, и бесстрашный тоже… — А почему вы спрашиваете, Флойд? Вы что, больше четырех дюймов намерили?… — но не только, не только.

— Э… — проворчал Ивенрайт в ответ и хмуро подернул плечами. Он все еще страдал похмельем. И все еще не удостоверился, что эта большая шишка из большого города, со своим шоколадным загаром и кремовыми брючками, правильно понимает всю остроту ситуации. — Разве я сказал, что измерял чего-то, мистер Дрэгер?

— Конечно, нет. Я просто пошутил.

Что-то отличает его не только от прочих этих безмозглых придурков, но и от меня, и от Хэнка Стэмпера.

— И впрямь казалось, что больше четырех дюймов, — заявил Главный по Недвижимости Хотвайр. — Знаешь, как бы я это диагностировал, Флойд? Знаешь? Это шоковый эффект — вот в чем дело. Солнечные дни, отличная погода вплоть до самого ноября — она была как снотворное, понимаешь? И вдруг — хляби разверзлись и обрушились на нас. — Он откинулся назад, и из его горла полился непринужденный, любезный, истинно ротарианский[69]смех. — Вот мы и забегали, как цыпленок с отрубленной головой… Хо-хо-хо. — Этот выверенный смех призван был согреть, разгладить морщины в самых продрогших и промокших сердцах; и, быть может, вдохнуть чуть больше смелости в вопросах приобретения земли. — Вот и объяснение. И нет причин для беспокойства. А мы все бегали и сами себя пугали, мол, небо рушится. Хо-хо-хо. — Все остальные тоже засмеялись и согласились с таким хитроумным объяснением: да, в этом-то все дело: эффект внезапности… потом смех прекратился, и Тедди увидел, как они вопрошающе поворотились к улыбающемуся Дрэгеру: — А вы как думаете, мистер Дрэгер?

— Я уверен, именно так все и обстоит, — заверил он. Тедди наблюдал. Они, прочие — боятся ночи, боятся той темени, что снаружи; я-то уж знаю…

— А я вот не уверен, — вдруг сказал Ивенрайт, глядя на руки Дрэгера на столе; они покоились одна на другой, ногти холеные, кожа гладкая, словно две роскошные породистые собаки на выставке. Посмотрел на свои руки — и они показались уродливыми и паршивыми, этакими дворняжками, облезлыми и красными от чесотки. — Нет, не согласный я! — но, дворняжки или нет, провалиться ему пропадом, если он станет прятать их под столом!

— Нет? Может, дадите объяснение получше, Флойд? — Я знаю, что прочие, эти зверушки, до смерти боятся сил тьмы; вот почему они покупают телевизоры, покупают «бьюики» с красными и зелеными лампочками, мигающими по всей панели… вот почему они толпами валят на мой неон. Как мотыльки — на свет, на огонь. Только б вырваться из мрака…

— Ага, Флойд, выкладывай, до чего дотумкал.

— Давай, Флойд…

От чудовищного мысленного усилия лицо Ивенрайта собралось в затейливый сплющенный лабиринт. У него было, черт возьми, объяснение получше — вот только как бы растолковать? Он всю ночь трудился над объяснением. И причина до хрена серьезней, чем эффект внезапности, и поводов для беспокойства — тоже до хрена и больше. Всю ночь напролет он старался разобраться в своих чувствах — когда приугасло видение Стэмпера, дубасящего этого крутожопого Ньютона; лежал полупьяный в полудреме, в своей угольно-черной спальне, пытаясь ухватить за хвост зловещую и неотступную тревогу, силясь разобрать за шумом дождя шепот чьих-то холодных губ, будто прильнувших к уху — о чем был сон? о чем только что прошептали эти губы? — и к полудню, когда он выкарабкался из постели, ему удалось расшифровать это слякотное предупреждение.

— Понимаете, — начал он, подбирая слова. — В этом дожде… и в этом общем расстройстве от него… тут куда больше, чем просто хоть какая угодно резкая перемена погоды. Для нас, для лесных ребят — ну и для остальных, кто тоже с леса кормится, — этот дождь, он что твоя атомная бомба.

Силой заставил себя не глядеть на Дрэгера. Облизнул губы и продолжал:

— Для нас, ребята, этот дождь — что торнадо, что землетрясение. И пережить его так же непросто будет. — Не хотелось бы рассусоливать чересчур, но они, черт побери, должны понять… он должен понять! — Подумайте минутку — и поймете, о чем я. — Он должен уразуметь, что тут ему не обычные посиделки с трубкой во рту, как он привык, где можно сколько угодно царапать свой блокнот, как будто в этом долбаном мире все время — его. — И вы поймете, что я вам тут глаза пытаюсь раскрыть, покуда еще можно уцелеть.

Все приложились к выпивке, дабы подкрепить силы перед лицом некой угрозы, торчащей из мрачного заявления Ивенрайта: можно, значит, и не уцелеть? Да, все они бегут из тени на свет. Кто-то — резвее, кто-то — медленней… И вот, лишь Ивенрайт раскрыл рот, дабы увенчать свои логические построения, как хлопнула стеклянная дверь и вошел, будто нарочно подгадал, Лес Гиббонс. Принялся отряхивать одежду от дождя — и все обернулись полюбоваться его неуклюжим танцем. Ивенрайт недовольно заворчал, но Лес не понял намека: стоял, охлопывая себя по бедрам мокрой шляпой, и наслаждался всеобщим вниманием, которое привлек своим вторжением.

— Эта река, ребятежь, она что на дрожжах возбухла. Мамочки родные! Хушь из дому носу не кажи. Я бабе-то своей, значить, сказал, чтоб до завтрего утра не ждала, если так дело пойдёть. Так может, приютит меня кто, а? Если выбраться не сумею?