– Ты, кхе-кхе, не бойся, больше никто никогда тебя не обидит, – успокаивал его Зверев, – все страхи, кхе-кхе, остались позади, за горизонтом. Там, – он махнул рукой в сторону, обвел пространство, – все позади!

Из двери «Белфаста» выбежала Оля – секретарша отца, которую Костик знал, кинулась к Костику, прижала его к своей плоской груди, ткнулась носом в его волосы:

– Ко-остик!

– Ну хватит, хватит, – недовольно проговорил генерал, – не надо разводить сырость, ее и без того достаточно.

Они вошли в офис – впереди Костик, потом Зверев, замыкающей – Оля. Оля, словно расстроенная девчонка, терла пальцами глаза, сморкалась в платок, плечи у нее потряхивало, Костик остановился, протянул ей руку. Она поспешно протянула ему в ответ свою, крепко сжала пальцами его ладонь, притянула к себе, не сдержалась и всхлипнула вновь.

– Я же сказал – нечего сырость разводить! Кхе-кхе – кхе. Хватит! – Зверев повысил голос. – И без этой сырости тошно. Так тошно, что…

Ему действительно было тошно: погиб майор Родин – лучший оперативник управления, двадцать минут назад вскрыли квартиру Белозерцева, обнаружили там мертвую Ирину Константиновну… В связи с этим возникла новая головная боль: на кого оставить Костика, с кем он будет жить? А десять минут назад Зверев прямо в машине по телефону получил очередную головомойку: преступность в Москве растет не по дням, а по часам, и кажется, нет уже силы, способной с ней справиться, всем страшно, а всякий страх, как известно, рождает бессилие и вопрос: что делать? Вот Зверева и теребят, и колотят, как грушу, на которой тренируются боксеры: что делать и что конкретно он делает для искоренения преступности в Москве?

– Тьфу! – неожиданно отплюнулся Зверев, положил руку на плечо Костика. – Проходи, сынок, во владения своего отца. Вполне возможно, что со временем ты сядешь в его кресло – закончишь институт и сядешь. Это достойное место для тебя, – Зверев еще что-то говорил, но Костик не слушал его, всхлипывал, зажимал зубами тонкий горловой звук, рвущийся изнутри, схлебывал его вместе со слезами, а Зверев все говорил, говорил, говорил – он понимал, что останавливаться нельзя, как только он остановится, Костика начнут душить слезы.

А Костиковых слез, как и вообще всяких слез, Зверев боялся.

Через широкую, обставленную стильной офисной мебелью, специально привезенной из-за кордона, прихожую прошли в кабинет Белозерцева. Оля, таща за собой Костика, обогнала генерала, распахнула готовно дверь и шмыгнула носом:

– Вот!

– Садись, Костя, вон туда, за стол, на место отца, – Зверев показал на кожаное кресло Белозерцева. – Это твое законное место. – Остро глянул на дверь, ведущую в заднюю комнату: надежно закрыта или нет? Комната была не только закрыта, но и опечатана – на срез двери была приклеена белая полоска бумаги с чьей-то размашистой подписью и печатью. Зверев одобрительно кхекхекнул. Косо глянул на Олю: – Вот и свиделись мы сегодня во второй раз. Никто из нас и не думал, что произойдет это при таких обстоятельствах, кхе-кхе. Бутербродов в прошлый раз не было, чаю тоже. Сейчас-то чай найдется?

– Найдется, – Оля снова шмыгнула носом.

– В прошлый раз я ждал, ждал чаю… или что там было обещано? Кофе? Коньяк? Кофе с коньяком? Ждал кофе с коньяком и бутербродами и не дождался, – Зверев сделал обиженный вид.

– Извините, – пробормотала Оля побито, – я просто не успела. Замоталась.

Но и сейчас она не торопилась с чаем, не покинула Костика со Зверевым, чтобы в прихожей включить быстро нагревающуюся «ровенту» – итальянский пластмассовый чайник, и Зверев, если честно, несмотря на бурчание, был благодарен ей за это, он больше всего боялся сейчас остаться с Костиком наедине в кабинете его отца, боялся расспросов: где мама, где папа? А что он может сказать Костику?

Но Костик не спрашивал его ни про отца, ни про мать – хоть и маленький он был, а закваска современного российского бизнесмена в него уже была заложена. Зверев вздохнул:

– Эх, Костик, Костик, что же мы теперь будем с тобой делать, а?

Опустился в кресло, приставленное к столу Белозерцева, разгладил что-то невидимое на полированной поверхности и, сжав губы в скорбную морщинистую щепоть, снова глянул на запечатанную заднюю дверь, покривился болезненно, перевел взгляд на Олю, севшую в кресло, стоявшее по ту сторону столика.

– Вы их найдете, господин генерал? – спросила Оля.

Слово «господин» кольнуло Зверева. Вот они, современные коммерсанты! Господа в рваных штанах, пахнущие навозом, но подтирающие себе задницу новенькими долларами.

– Кого «их»? – непонимающе пробормотал генерал, предупреждающе покосился на Костика, давая Оле понять, чтобы поменьше болтала, и произнес: – Обязательно найдем!

Про себя подумал: «Почему эта дамочка считает, что убийца был не один? Она произнесла “их”, а раз “их”, то значит – много. Надо этот фактик взять на заметку». А с другой стороны, к чему эта подозрительность? Устал он от этих «фактиков». Конечно, их было много, детей ныне в одиночку не похищают, это ясно, как божий день. И ему, заслуженному генералу, отмеченному всеми эмвэдэшными наградами, которые только существуют в министерстве, да и не только этими цацками, а и цацками государственными (прошлыми, правда, не нынешними, но от этого ценность свою не утратившими) – орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, двумя орденами Красной Звезды, – иногда бывает стыдно носить милицейскую форму.

Ведь кого только не найдешь среди нынешних милиционеров. Тут и взяточники, и вымогатели, и убийцы, и рэкетиры, а уж те, кто ежедневно превышает служебные полномочия, – сплошь и рядом. Все-таки много среди нынешних милиционеров дерьма и преступников. Если раньше милиция была малочисленной и усеченным составом справлялась со всеми бедами, то сейчас она по численности своей уже стала равна армии: что Вооруженные силы, что милиция – один, извините, шут.

– Кхе-кхе, – покашлял Зверев огорченно, подумал о том, что пора уходить на пенсию, выращивать на даче огуречную рассаду – самое милое дело для боевого старика. Вот тебе и «кхе-кхе». Он не знал, что делать с Костиком. Собственно, за этим он и приехал в «Белфаст». Отец Костика убит, мать убита. Квартиру Белозерцева вскрыли полтора часа назад, и Зверев там уже успел побывать. Картина не для людей со слабыми нервами. Отправить Костика в детский дом – пропадет, оставить одного в залитой кровью квартире, смыв, конечно, предварительно следы убийства со стен и пола, – также пропадет, близких родственников у Белозерцева не оказалось, у покойной Ирины Константиновны они были, но тех, кто с охотою взял бы к себе Костика, не нашлось, а вручать судьбу этого маленького человека кому-то силой – значит, погубить его. – Кхе-кхе, – снова покашлял генерал и вздохнул: – Это, Костик, значит, и есть твое место, – он ткнул пальцем в кресло, в котором сидел молчаливый, с заплаканным бледным лицом Костик, – как подрастешь, так, кхе-кхе-кхе, и займешь его.

Какую-то ерунду говорит он, что-то незначительное, мелкое, суетное, при чем тут кресло, под которое Костик еще ходит пешком, не задевая макушкой за кромку сиденья, – к той поре, когда он подрастет, от «Белфаста» останутся рожки да ножки, а люди – те вообще не вспомнят, была такая контора или нет? Правда, одна вещь все-таки должна привлечь Костиковых родственников, странно, почему они на это не клюют – у Белозерцева остался большой капитал. Вот этот-то капитал и поможет Костику подняться на ноги.