Внешностью генерал более походил на испанца, но кличку в недавнем прошлом получил Итальянец. Это его прозвище имело сложную историю и уходило корнями в первую половину двадцатого века к фашистскому диктатору Бенито Муссолини. Дело в том что пускаясь в очередную придумку в попытке заполучить еще одну пассию, Ираклий раньше всегда говорил: «Я пошел брать Рим». В связи с этим после знаменитого «Похода на Рим», знакомые не замедлили окрестить его модным в то время словом «Фашист». Однако после того как адская верхушка тяжело переживала поражение во Второй мировой войне и трехнедельный запой Князя, Ираклию стала несподручной его кликуха. А так как ассоциация с Италией и южная внешность навязли в умах, Ираклий и сделался Итальянцем.

Репутация Ираклия бежала впереди него, словно написанная на его лице. Настоящий поганец, который возьмет женское сердце и, положив его на тарелку, сожрет вприкуску с макаронами, при этом громко чавкая. И даже если дамочка окажется понаглее и язвительно так намекнет, что, дескать, отравишься, дорогой, мое сердце жрать, он не менее сально улыбнется: по ходу дела, дорогая, иммунитет у меня. В общем, эдакий плохой мальчик, каких женщины обожают за вечные шуточки, щедрость и страстную натуру. Ираклий не жалел ни энергии, ни времени на очередную свою красавицу и на комплементы был горазд не менее чем на дорогие подарки.

Пока смеялись девушки, косил глазами на кегли вечно злобный Варфоломей, а Князь, потупив взор, обмозговывал что-то свое, еще один бросок на соседней дорожке выбил всего-навсего четыре кегли.

— Черт!.. — очередной член компании кожаных штанов, развернулся, хлопая себя по колену. Лицо его дернулось нервной судорогой.

— Косоглазый дромадер!.. — воскликнул Ираклий досадливо. — Куда бросал?!

Он слишком поздно позаботился о том, что его сравнение затронет Варфоломея. Но Варф пропустил ругательство мимо ушей.

— У меня с пальцев сорвалось!.. — оправдываясь, всплеснул руками неудачливый игрок. Он схватил первый попавшийся шар и метнул его в оставшиеся стоять ряды, но и на этот раз ему удалось сбить всего одну кеглю, после чего он махнул рукой и вернулся за стол, спеша утопить свой провал в бокале вермута.

— Появление твое на свет сорвалось!.. — проворчал Ираклий уже беззлобно.

Генерал удовольствий сжал губы знаком презрительного отвращения. Он понимал, что его коллега испортил бросок намеренно. Ираклий слишком хорошо знал своего приевшегося соседа по карьерной лестнице: тот никогда не упускал случая, поджав лапки, выслужиться перед Князем, подарив ему очередную победу.

Генерал армии страха с восточным именем Казимир был самым младшим из шести адских военачальников. В далекие времена небесного бунта он отвалился от ангелов милосердия и прикрепился к Самуилу. После отпадения ему неудачно досталась последняя из должностей, как нельзя лучше подходящая к его не рыбно-мясному характеру. Казимир был известен полным отсутствием каких-либо талантов и норова. Вдобавок к этому из-за низкого положения и неуважения со стороны коллег, у него развился комплекс неполноценности, и всю жизнь Казимир лип как жвачка к старшим товарищам. Тем самым он пытался оторвать себе часть чужой удачи и разделить ласкающие лучи популярности. Впрочем надо заметить, что с женщинами у Казимира клеилось все-таки неплохо. Как никак он был адским генералом, а значит получал внушительные гонорары. К нему обычно шли те особы, которые были не очень уверены в своих силах, или те, кто понимал, что иногда лучше стерпеть низенькую скрипучую ступеньку, чем неприятно долбануться лбом о предупредительный знак на страховочных перилах мужской солидарности. Иначе говоря, генералы предпочитали делиться, чтобы в свое время обойтись без лишних проблем.

Знаком армии Казимира служила змея, свернувшаяся клубочком на оголенном сердце. За свои тонкие болезненные черты лица, неправильные линии чуть курносого носа и ниточки усиков на подрагивающей верхней губе он получил прозвище Француз. Возможно, это звучало как издевка над не слишком везучим игроком и любовником.

Как бы то ни было на самом деле пока Француз утешался в обществе совсем не французских адских брюнеток, новеньких в рядах высшей касты, на дорожку вышел крепко сбитый высокий парень со светлыми кудрявыми волосами и подернутыми дымкой серыми глазами. Он взглянул на кегли, постоял чуток, будто видел их первый раз, и резким мужиковатым жестом схватил боулинговый шар. На его лице отобразилась озадаченность: густые прямые брови сдвинулись в размышлении, придавая ему мужественное, но, к сожалению, бесконечно тупое выражение.

Генерал третьей адской армии Булат обладал красивым именем, и внешность его пускай с первого взгляда простецкая и почти деревенская — с крупным мясистым носом, широкими скулами и пухлыми, как у барышни, губами — создавала впечатление здорового выносливого мужчины и была по-своему красива и для многих привлекательна. Он был демоном злобы; в жизни глупый как десять пробковых деревьев, он становился еще дурнее, когда приходил в ярость. Однако, в отличие от беспричинных всплесков Варфоломея, последнее происходило, когда Булата злили. Так, один раз он влепил в зубы одной зарвавшейся девице, которая назвала его дураком. Ей крупно повезло, что она сильно нравилась Князю, и тот поспешил ее вылечить. Больше к Булату она не подходила.

У Булата была своя харизма, свой герб, отображающий бешеного кабана, чем-то смахивающего на него самого в гневе. Был у него и свой контингент женщин. Третий генерал нравился трем категориям девушек: тупым, очень тупым, а также тем барышням, что не любили лишний раз морочить себе голову. Лопата — так запросто и по существу окрестили Булата его коллеги. Простой и незаменимый для тяжелой пыльной работы. В свое время Булат переметнулся в ряды мятежников, бросив свою подругу по паре в рядах ангелов Варахиила, и теперь был одной из ключевых фигур при Князе.

— Что-то у меня сегодня лирическое настроение, — проговорил Самуил, глядя на уходящие вдаль боулинговые дорожки.

— Уж не девочки ли на тебя его нагоняют? — послышался из-за соседнего стола голос Ираклия.

Князь встретился взглядом с упоенными глазами пятого генерала и успел заметить, как смотрят на него его притихшие подружки.

— Нет, хотя одна девочка на меня сегодня навесила лирики, — сказал Самуил. — Так постаралась, что мне тоже захотелось навесить ей чем-нибудь тяжелым по светлой головке.

— Ты про прекрасную Диану, что ли?.. — сдвинул брови Ираклий. — Она опять на тропе войны?

— Она всегда на тропе войны, — раздались откуда-то сзади размеренные рассуждения. — Вот неймется женщине, а еще Княгиня ада…

Ираклий повернул голову и устремил режущие, как алмазная грань, черные зрачки на стоящие позади диванчики.

Развалившись на подушках, там возлежал генерал четвертой адской армии Дементий, специалист по лени. Полностью оправдывая свой жизненный конек, он