именитых рыцарей. Смерть сенешаля герцога Эсканса была отомщена на короле Салабрисе; король Бан убил Маргона, бутельера короля Сорбареса, а самого Сорбареса разрубил надвое Фарьен.

Вынужденные отступить, Сены вернулись к морю и, найдя там корабли, на которых приплыли, были безмерно рады покинуть берега Бретани, не дожидаясь короля Харгодабрана, все еще осаждавшего Кларенс.

Прежде чем появиться в виду шатров этого государя, Мерлин пожелал переговорить с бретонскими королями. Он, кому была открыта тайна грядущего, поведал им, что Бретань останется под игом Сенов, пока не утвердятся союз и согласие между ними и королем Артуром, их подлинным сюзереном. Кое-кто воспринял эти слова пророка с ворчанием, но большинство с одобрением. Сошлись на заключении мира, на всеобщем единении. Все короли, некогда сплоченные против Артура, явились к нему принести присягу, вложить в его руки свои и заново принять от него свои владения[475].

В третьей и последней битве, учиненной под стенами Кларенса, войска против христиан были еще многочисленнее; однако Сенов одолели, и не успели они укрыться на ладьях, как увидели гибель многих своих королей. Из тех двадцати, что разбили шатры под Кларенсом, только шести удалось избежать глефы или меча королей Артура, Бана и Богора, или же Гавейна, его братьев, Сагремора, Линьеля, Галескена и рыцарей Круглого Стола. Этими шестью были: Харгодабран, Ориант, Фосабрес, Корникант, адмирал Напен и Мургалан Трабегамский.

После этой победы, на сей раз окончательной, первой заботой бретонских королей было воздать хвалу Господу за помощь, ниспосланную им христианам. Не счесть было сокровищ, найденных в покинутом стане безбожников: груды золота и серебра, шелковые ткани, роскошные шатры, прекрасные доспехи, добрые боевые кони. Артур разделил их на всех, не утаив ни малейшей безделицы, и притом так, чтобы каждый остался доволен. За пять дней, проведенных в пирах и увеселениях в городе Кларенсе, похоронили мертвых и перевязали раненых. На шестой день правители, приведшие свои войска к королю Артуру, распростились с ним. А Бан и Богор, Лот, мессир Гавейн и рыцари Круглого Стола вернулись с Артуром в город Камалот, где их радостно встретила королева Гвиневра. Мерлин сказал королю:

– Сир, теперь, когда Бог даровал вам победу и вы избавили землю Бретани от Сенов, вам можно отпустить королей Бана и Богора, так долго пребывающих вдали от своих владений. У них есть свирепый враг, король Клодас Пустынный; я хочу проводить их до побережья, прежде чем завершить другие дела, меня занимающие.

Артур расстался с ними с великим сожалением, хотя и понимал, что оба короля не могут долее пренебрегать заботой о земле, которую им должно защищать. В первую же ночь после отъезда они прибыли к Болотному замку, и тут-то случилась история, рассказанная прежде: о любовных делах дочери шателена Агравадена Черного с королем Баном и о зачатии славного бастарда Гектора Болотного.

Оба короля вернулись в свои владения, Ганн и Беноик; их королевы давно без них томились и встретили их так, как только можно вообразить; ведь мимолетная и невольная любовь короля Бана к дочери Агравадена не мешала ему любить и уважать свою супругу-королеву. Что же до Мерлина, он отправился побыть несколько дней в объятиях своей милой Вивианы, а оттуда вернулся к мэтру Блезу, которому велел записать все, что случилось в Великой Бретани, начиная с великой битвы у Солсбери. Так это знание дошло до нас, а мы смогли поведать об этом вам.

XI. Большой придворный сбор в Камалоте. – Послание от короля Риона. – Мерлин в обличье отрока-знаменосца. – Последняя битва Артура с Рионом

Король Артур несколько месяцев оставался в Камалоте, радуясь своим недавним победам, вдвойне радуясь любви, питаемой им к госпоже Гвиневре, прекраснейшей и мудрейшей из королев. Близилась середина августа, и тогда он сказал монсеньору Гавейну, что хотел бы устроить при дворе полный сбор на праздник Богородицы и намерен созвать на него королей и баронов из своих земель. До сих пор ему было недосуг отблагодарить тех, от кого он принял присягу, и он не сомневался, что к ним примкнет еще не один чужеземец. Притом он полагал, что каждый привезет с собою жену или подругу, чтобы добавить празднику веселья и блеска.

Всем правителям бретонских земель и королям Ганна и Беноика были разосланы грамоты с просьбами любезно и в знак приязни прибыть в середине августа в город Камалот, самолично и со своими вавассерами, женами или подругами. Прочитав эти письма, все начали готовиться предстать перед Королем и Королевой в наилучшем виде. Их прибыло великое множество, и город не смог вместить и десятой их части, так что луг запестрел навесами и шатрами. Всех, рыцарей и оруженосцев, дам и девиц, госпожа Гвиневра принимала с очаровательной любезностью, и каждой казалось, что та занята только ею. Она одаряла их золотом и серебром, полотном и шелком, а король в это время раздавал доспехи и коней. Словом, среди приглашенных не было никого, чье сердце не преисполнилось бы любви и благодарности к государям, воздавшим им такие почести.

Накануне середины августа, после вечерни в церкви Святого Стефана, пиршество устроили не в королевском дворце, а посреди луга, на зеленой и свежей траве. С одной стороны был стол для рыцарей, который почтил присутствием сам король, с другой – для дам, во главе с королевой Гвиневрой, где сидели сестры короля – королевы Оркании, Уэльса и Гарлота; королевы Ганна и Беноика, герцогини, графини и придворные девицы. Не было во всей Бретани ни единого жонглера или менестреля, который не заглянул бы на этот праздник. Обносить гостей яствами доверили богатым герцогам и графам. Вечер был занят веселыми забавами, до того часа, когда каждый удалился на покой.

На другой день, рано поутру, король и все его придворные пошли прослушать прекрасную мессу в церкви Святого Стефана, во славу всеблагой матери Иисуса Христа. Приношения были великолепны; все короли и королевы, числом двадцать четыре, были увенчаны коронами и сияли лучезарным ореолом вокруг Артура и Гвиневры.

Возвратясь из церкви, в то время, когда сенешаль Кэй подавал на королевский стол первое блюдо, все увидели, как в зал вошел человек красоты необыкновенной, какая может только пригрезиться. Это был отрок, одетый в алую атласную котту, стянутую шелковым поясом с застежкой из золота и сверкающих каменьев. Волосы у него были темно-русые, на голове сияла корона, наподобие королевской; его панталоны из коричневой ткани были оторочены золотыми галунами, башмаки из белой кордовской кожи застегнуты золотыми пряжками. На шее у него