— Мы втроём еле отбились от пятерых его дружков. Мне ещё не так прилетело, а вот Ромке и Олегу… — покачал он головой.

— Жаль, меня с вами не было, — усмехнулась Оля. — Люблю я таких на место ставить. У нас в анклаве были бузотёры. Из пришедших самыми последними. Ну и Илья специально посылал несколько девчонок, чтобы сначала культурно поговорить с ними, а если не понимали — потом и морально опустить за беспредел. Эффект был что надо. Даже руководство не догадывалось

— Ну, хочешь, завтра пойдём вместе? — предложил Кирилл девушке. — Я бы и сам посмотрел на это.

— Нет, мне нужно неделя-десять дней, чтобы подготовиться, — покачала головой Оля. — Если будут драться пацаны — это одно, а вот если несколько девчонок спустят в сортир этого ушлёпка, будет совсем другой эффект.

— Оля, наше противостояние с Кузьмичёвым и Головановыми длится с момента образования анклава, — сказала Лемешева. — Что тебе нужно для осуществления этого плана?

— Анжела Рогова пойдёт со мной — это точно, но мне нужно отобрать ещё три-пять девушек из курсанток, у которых есть опыт уличных драк.

— Сегодня вечером у тебя будет такой список, — кивнул Степан Борисович. — Я подключу свои связи.

— Сегодня? — удивился Кирилл.

— Да, потому что уже пять минут первого. Всем спать, — подытожила его мать. — Оля! Я тебе постелю в гостиной.

— Хорошо, Светлана Сергеевна.

18 января 2028 года. г. Псков. Утро

В тот день Ольга проснулась знаменитой. С утра она ещё об этом не знала, но за неё поработали «сарафанное радио» и подростковая тусовка. Если в первом случае жёны спецназёров на многочисленных вечерних посиделках и утренних перемываниях косточек в магазинах поведали своим подругам из числа жён десантников, то молодёжная тусовка гудела по поводу «обоссатого Венечки» — опущенного приезжим старшим сержантом ВДВ, девчонкой, которой на вид даже восемнадцати не дашь. А потом некоторые принятые курсанты рассказали о спарринге с ней и о том, как она сделала всех пацанов, даже не запыхавшись. Ну и социальный срез итогов отбора сказал своё веское слово: подавляющее большинство «золотой молодёжи» города не попало в ряды курсантов — здесь пальма первенства прочно была за простыми парнями и девчонками.

Итогом этих двух независимых друг от друга событий стал сначала наплыв желающих записаться в курсанты, а потом и неожиданное событие, произошедшее на нём. Начиналось всё просто и сложно одновременно. Дело в том, что вчера определённая часть молодёжи Пскова не стала участвовать в «элитном междусобойчике», памятуя о наборе Кирилла — тот принимал людей по политическим соображениям. Ольга же наплевала на местный бомонд и брала только тех, кто ей реально казался перспективным. Масло в огонь подлил инцидент с Кузьмичёвым. И тут народ, что называется, попёр — на второй день пришло не сорок человек, которые вчера просто не успели пройти собеседование, а целая сотня. Причём даже из неблагополучных семей. И Яшина наплевала на стереотипы — она проверяла всех. В самый разгар отбора в зал неожиданно ворвалась мамаша Вениамина Кузьмичёва и сразу рванула к Ольге.

— Ты, тварь! Ты у меня сейчас будешь в ногах валяться! Сука! — она решила сходу показать, кто в городе имеет власть и замахнулась на девушку, пытаясь ободрать ей лицо своими наращенными ногтями.

Оля мгновенно переключилась в боевой режим и для начала провела захват кисти с последующим ломанием нескольких пластиковых ногтей. Взвизгнув от боли, Елизавета Максимовна рассвирепела ещё больше и попыталась ударить девушку острой шпилькой полусапожка. И тут неудача — снова мгновенный контрблок с ломающимся каблуком и в довесок хлёсткий «лещ» по физиономии.

— Всякая гражданская падаль будет тут права качать военным, — прокомментировала свои действия Яшина.

— Убью, сволочь! — заверещала Кузьмичёва и попыталась вцепиться ей в волосы.

Но не тут-то было. Яшина привыкла у себя, что гражданские относятся к военным с уважением, а тут какая-то «сушёная вобла» начала качать права. Значит, нужно нейтрализовать и быстро. Как вчерашнего пацана? А что, будет ей уроком. И тут же последовал удар в солнечное сплетение, пробивая пресс, которого у той не было. А дальше лёгкий тычок, которому их учил Денис Александрович Пасечников. В шею, в определённое место. Вредная тётка заваливается на маты и под ней начинает расплываться нехилая такая лужа. Минуту удивлённые подростки смотрели на этот феерический позор, а потом заржали единым многоголосым «Ы-ы-ы!» Стоявшие рядом офицеры наконец отошли от ступора и, подбежав к поверженной и опозоренной дамочке, вынесли её из зала.

В глазах подростков девчонка-старший сержант сразу получила такой авторитет, что никто больше не заикался в провокационной манере и её указания выполнялись чётко, быстро и без повторов. Было отобрано ещё восемнадцать девчонок и тридцать четыре парня. В самом конце отбора в зал вошёл какой-то толстяк и с ним четверо человек охраны.

— Ты откуда явилась такая борзая?! — заорал он на Яшину. — Тебе жить надоело, сука малолетняя?! Подстилка Шаховская!

— Рот закрой, чмо жирное, — ответила ему Оля. — Каждая гражданская бл…ть тут ещё будет права качать.

— Что? — ошеломлённый таким ответом, тот оторопел. — Да я тебя…

— Решил тоже обоссаться? Или надеешься на помощь своих верных псов? Сам только жрать привык от пуза, когда остальные с хлеба на воду перебиваются.

— Взять её! — рявкнул толстяк.

Дежурившие спецназовцы из числа младшего командного состава рванули было на защиту старшего сержанта, но тут произошло неожиданное. Девушка решила проверить бойцовский дух курсантов и заорала знаменитый русский клич «Наших бьют!» Секунда, и все те, кто сидел или стоял в зале, ожидая своей очереди на заполнение анкеты, рванули со всех сторон к обидчикам этой «крутой девчонки». На них кидались сверху, били по ногам, а повалив, стали «месить» со всех сторон. Толстяка повалили девчонки и теперь дубасили своей зимней обувью по лицу и в живот. Десять минут продолжалась эта вакханалия, пока Ольга не дала команду разойтись. Спецназовцы стояли молча и пытались понять, ЧТО сейчас произошло и КАКИЕ будут последствия. Яшина сама подошла к толстяку и наклонилась над ним.

— И запомни, тварь. Мои парни и девчонки теперь в городе будут сами устанавливать порядки. Не те, которые вы тут развели, а по справедливости. И кто наших тронет — кровью умоется. Сейчас вас пожалели, но это