Ты в небе, волею одной,

Планеты закрутил;

С тех пор, судьбы им нет иной:

Ты путь им начертил.

Хвалите мощь его, грома,

Гремя сквозь небеса,

А имя — молния сама,

Неси на полюса.

Пускай ваш вечный рёв, моря,

Хвалы Ему творит,

А скучный брег сто раз подряд

Их эхом повторит.

Несите, ветры, гимн, хваля;

Пусть бьёт поклоны лес,

А воздух, море и земля

Поют Творцу чудес.

Миры, гармонии полны,

Пропойте гимн Тому,

Кому вы все подчинены,

Осанна ввек Ему!

А смертный всяк, тон гимн услышь,

В стихах его оставь,

Взорви земного мира Тишь,

Природы Бога славь!

Перевод Ю. Брызгалова

Гимн одиночеству

Славь одиночество душой,

Поборник мудрости благой,

Взор светел у него, лучист —

Все прочь, кто глуп и кто нечист.

С тобой вдвоем бродить люблю,

Твой шепот вкрадчивый ловлю,

Сияньем правды, чистоты

Смягчишь сердца упрямцев ты.

Столико ты и каждый лик

Отрадой сладостной велик.

То, как философ, в грез паренье

Ты царствуешь в уединенье,

То ты порхнешь с холма на дол

И взмоешь в небо как орел,

То с пастухом взойдешь на склон,

Когда цевницей трелит он;

Порой с влюбленным заодно

Ты страсти благостной полно

Иль дружбы ты берешь урок,

Как нежный Хертфорда цветок[40],

Что с Мусидорою[41] своей

(Ты любо Мусидоре сей)

В долине замкнутой поет,

И зависть соловья берет.

Ты свежесть в утренни часы,

Где розы в капельках росы;

Когда же днем несносен зной,

Ты сумрачный приют лесной;

Но ты и вечер для меня,

Что, растворяя краски дня,

Ложится нежен и угрюм,

Вот лучший час для грез и дум.

И ангелы благословят

Твой добродетельный наряд,

Невинность, что в одежде белой,

С тобой чело поднимет смело,

Святая вера льет лучи

И разгоняет мрак ночи,

С тобой Свобода весела,

Тебе Урании хвала.

Впусти меня в свой тайный кров,

В твоих глубинах жить готов!

Я с Норвуда холмов лесистых

Быть может в созерцаньях чистых

Неосторожный брошу взгляд

На башни лондонских громад,

Представлю боль, труды, нужду

И вновь в твои леса уйду.

Перевод А. Триандафилиди

Ода эоловой арфе

О жители небес, народ эфирный,

Что славит Бога среди тайных рощ,

Моей вы арфе лад придайте мирный,

Любовных песен колдовскую мощь.

Сколь благородны нежные напевы,

Что грусть рождают в любящих сердцах!

Они как жалобы несчастной девы,

Что от любви сошла в могильный прах.

Но чу! Свои персты на эти струны

Отшельник некий тяжело кладет,

То ль бард святой[42] там, где пустынны дюны,

Оплакивает бедный свой народ.

То жалобная песнь детей Сиона,

Что над Евфрата слышалась волной,

Так ангельская арфа упоенно

Звучала встарь, когда почил святой.

И мнится, хоры ангелов явились,

С небесных сводов гимн даря земле,

Вот песнь тиха, а вот уговорились

Ее усилить от хвалы к хвале.

О духи ветра, вея по просторам,

Касаясь струн как вам порыв велит,

Вы мне позвольте слиться с вашим хором,

Когда поете, музы дар забыт.

Перевод А. Триандафилиди

Правь, Британия

Когда Британьи Бог сказал:

«Вставай из моря к высшей цели!» —

Стране он вольность даровал,

И в небе ангелы запели:

«Правь, Британья, правь волной!

Ввек не быть тебе рабой!»

Падут народы с высоты,

Коль им мила тиранов плаха, —

Великой, вольной будешь ты,

Предмет их зависти и страха!

Правь, Британья, правь волной!

Ввек не быть тебе рабой!

Тебя прославит каждый бой,

Как ветер, в клочья ветер рвущий,

Лишь укрепит твой дуб родной,

На страх врагам твоим цветущий.

Правь, Британья, правь волной!

Ввек не быть тебе рабой!

Тебя тиранам не скрутить!

Их козни бешеный, как море,

Твой могут гнев воспламенить

Тебе на славу, им на горе!

Правь, Британья, правь волной!

Ввек не быть тебе рабой!

Над деревнями ты царишь,

Торговлей городов сияя;

Себе ты море покоришь,

Его прибрежья покоряя.

Правь, Британья, правь волной!

Ввек не быть тебе рабой!

Друзья свободы, музы все

К тебе придут с своею свитой!

Будь счастлива в своей красе

С мужами, женщин всех защитой!

Правь, Британья, правь волной!

Ввек не быть тебе рабой!

Перевод А. Кремлева

William Shenstone (1714–1763)

Anacreontic, 1738

‘Twas in a cool Aonian glade,

The wanton Cupid, spent with toil,

Had sought refreshment from the shade,

And stretch’d him on the mossy soil.

A vagrant Muse drew nigh, and found

The subtle traitor fast asleep;

And is it thine to snore profound,

She said, yet leave the world to weep?

But hush! — from this auspicious hour

The world, I ween, may rest in peace,

And, robb’d of darts, and stript of power,

Thy peevish petulance decrease.

Sleep on, poor Child! whilst I withdraw,