знавшая его, могла бы ему передать послание? Это привело их сначала в глубокое раздумье. Луиза первая нашла выход.

— Скажите ей, — прошептала она Изабелле, — чтобы она передала письмо Флорану Кернею, она его знает и может…

— Карамба! — вскричала графиня. — Вы прекрасно придумали. Как это не пришло в голову мне! Объясните ее ей скорее, в чем дело.

— Пепита, — сказала Луиза, взяв из рук графини лоскуток бумаги, — вам надо передать это кому-то, кого вы хорошо знаете.

— Где я его видела, сеньорита?

— В Новом Орлеане.

— Дон Карлосу?

— Нет, — ответила Луиза с пренебрежительной гримасой, — дон Флорансу Кернею.

— Ay Dios! Разве он здесь? Я не знала этого. Где же я его найду?

Нет надобности передавать дальнейший разговор, достаточно будет сказать, что Пепита прекрасно поняла, где она могла найти дона Флоранса и что ей следовало ему сказать.

Поручение, данное дамами Хосе, было гораздо сложнее и опаснее. Минут через двадцать он уже знал, чего от него хотели, и обещал исполнить во что бы то ни стало данное ему поручение. Было несколько причин, возбуждавших в нем рвение: его преданность молодой госпоже, желание угодить Пепите, в которую был влюблен, и, наконец, блестевшие в руках графини великолепные золотые часы, указывая на которые графиня сказала:

— Это будет вашей наградой, Хосе, часы или стоимость их, как захотите!..

Этого было достаточно, чтобы Хосе тотчас же отправился делать необходимые приготовления, решив сделать все от него зависящее, чтобы заслужить награду.

Глава XXVI

ПЕПИТА ЗА РАБОТОЙ

Церемония продолжалась недолго, и вскоре процессия показалась снова на Калье-де-Платерос. Арестанты продолжали работать. Бесполезно, я думаю, объяснять, с каким нетерпением двое из них ждали возвращения одной кареты.

Несмотря на свой плачевный вид, ни один из них не опасался более предстать взору тех, чьи глаза проникли им в душу.

Ривас надеялся, что, обменявшись взглядами с графиней, он поймет ее еще больше. Керней, менее доверчивый, жаждал лишь взглянуть еще раз в любимые глаза.

Ривас и Керней ждали не напрасно, процессия действительно возвращалась. Вот и ожидаемая ими карета, те же дамы сидели в ней, только рядом с ними не было уже Сантандера, гарцевавшего, вероятно, в другом месте, по распоряжению начальства.

Это исчезновение полковника привело в восторг обоих арестантов. Обмен взглядами был еще более значителен и сопровождался чуть заметными знаками. Мог ли Керней ожидать большего, принимая во внимание обстоятельства? И к чему слова, когда глаза так красноречиво выражают беспредельную любовь и доверие?

Когда карета проехала, Ривас сказал своему товарищу:

— Помните, как начальник тюрьмы смеялся однажды надо мной, упоминая одну графиню?

— Помню.

— Эта графиня сидела рядом с молодой женщиной, делавшей вам знаки. Я могу сказать вам только, что если величайшая преданность может с помощью золота купить нам свободу, то для нас еще не потеряна надежда покинуть стены тюрьмы!

Разговор был прерван приближением Доминго, уходившего на минуту подкрепиться в ближайший кабачок. Вернувшись, он стал с ожесточением подгонять арестантов, работавших еще в продолжение часа, но уже с некоторыми перерывами.

Толпа любопытных наполняла теперь улицу, по нетвердой походке большинства прохожих можно было догадаться, что они тоже угостились в кабачках, некоторые предлагали выпить солдатам, те не отказались бы выпить и с арестантами, если бы это было дозволено, часовой за часовым покидают свой пост, чтобы выпить стаканчик вина. Доминго не отставал от других, совершая частые возлияния в соседнем кабачке.

Это давало возможность арестантам чувствовать себя свободнее и переговариваться друг с другом.

В минуту отдыха ирландец заметил, что Ривас, повернувшись лицом к Piazza grande, внимательно всматривался в прохожих, точно ожидая кого-то. Керней тоже глядел на прохожих, но просто из любопытства, когда внимание его вдруг привлекла девушка, стоявшая на тротуаре.

Она была небольшого роста и одета, как все простые женщины, в короткой юбке, с голыми руками и босоногая, голову и грудь покрывало ребосо. Лицо ее совсем не было видно, из-под шали выглядывал один только глаз. Девушка подошла к окну ювелира, точно любуясь выставленными вещами.

Керней не заметил бы этой девушки среди многих других проходивших мимо него, если бы не ее пристальный взгляд, обращенный на него с настойчивостью, которой нельзя было ожидать от незнакомой девушки. Ее манера держать себя была тоже какая-то особенная. Хотя она стояла перед магазином, но голова ее была наклонена и глаза не отрывались от Кернея.

Его сначала очень удивил этот очевидный интерес, выказываемый ему девушкой. Если бы она была в атласных башмаках и шелковых чулках, оно было бы еще понятно, но простая muchacha (девушка) в толстой юбке и грубой шали на плечах! Это было совершенно непонятно!

Объяснение, однако, не замедлило явиться. Девушка, уверившись, наконец, что привлекла внимание Кернея, раскрыла немного свою шаль, показав часть лица и оба глаза. Керней узнал тогда маленькую служанку, с улыбкой отворявшую ему дверь дома на Каза-де-Кальво в Новом Орлеане.

Глава XXVII

ПИСЬМО

Это была Пепита, но одетая не так, как ее привык видеть Керней.

На ней не было национального костюма, который она носила в Новом Орлеане, к тому же одежда была ее поношена, а ноги без обуви.

— Ей отказано от места, бедная девушка! — подумал Керней.

Ему не пришлось бы ее жалеть, если бы он увидел ее полчаса тому назад, в кисейном платье, белых чулках и голубых атласных туфлях. Она переменила свой наряд по настоянию графини на более подходящий к случаю простой костюм.

Думая, что она осталась без места, и вспоминая внимание, какое оказывала ему девушка во время его посещения дона Игнацио, Флоранс собирался подозвать ее, чтобы ободрить несколькими ласковыми словами. Доминго еще