Эльма признавалась невестке, что беспокоится за мужа. Пьер всю жизнь много работал. «Он приходил рано и оставался допоздна, шесть дней в неделю», – вспоминали сотрудники. Но в свои 67 он уже был не молодым человеком, да и стресс выматывал. И все же он не мог уйти на покой – заботы не давали. После Первой мировой войны на Западе был период бурного спроса на предметы искусства и драгоценности, но сейчас, после тяжелых лет лишений, людям было не до красивых вещей. Частично это произошло из-за того, что бóльшая часть богатства была уничтожена годами военного конфликта, но, что еще тревожнее, у людей изменились образ жизни и ценности. Было ощущение, что вкладывать большие суммы в предметы роскоши теперь неприемлемо. И даже если те, у кого остались деньги, были готовы их умеренно тратить, люксовым компаниям было необходимо пересмотреть свою стратегию.

Пьер не спал ночами, размышляя о том, что следующее поколение семьи не понимает масштаба проблем и не осознает своей ответственности. Три брата Картье, выросшие над магазином отца на Итальянском бульваре, мечтали создать международный ювелирный бизнес. То, что они преуспели, в значительной степени было следствием крепких родственных связей, но у их детей уже не было такой близости. Братья управляли филиалами в разных странах, видя друг друга лишь изредка, так что кузены выросли едва знакомыми. Пьер не знал, насколько охотно они будут работать вместе и прислушиваться к его советам.

Из разговоров с Жан-Жаком Картье

Некоторое время я учился в одной школе с Клодом (Le Rosey в Швейцарии). Но он был намного моложе, так что мы не были близки. Помню, он очень хотел, чтобы одноклассники знали, что я его двоюродный брат, потому что я был хорошим лыжником – мы обычно проводили зимние каникулы в горах. И просил помочь ему натереть лыжи, чтобы он мог ехать быстрее! Но в остальном я его почти не видел: семнадцатилетний парень имеет мало общего с одиннадцатилетним.

Наиболее серьезную озабоченность у Пьера вызывал вопрос принадлежности Cartier New York. Три брата уже давно держали финансовую долю в бизнесе друг друга. Эта договоренность, по их мнению, являлась ключевым фактором международного успеха фирмы. И если Пьер был счастлив разделить нью-йоркский филиал со своим талантливым старшим братом, совсем иная ситуация возникала с молодым племянником, который не был мотивирован на процветание компании.

Луи написал несколько завещаний и оставил огромное состояние по всему миру – недвижимость и банковские счета в разных странах и валютах. Там были драгоценности, предметы мебели и бесценные картины, включая коллекцию персидских миниатюр, которые Луи, обладавший исключительным вкусом, тщательно собирал многие годы. Но Пьера волновал не вопрос наследства. Луи оставил бóльшую часть состояния сыну Клоду и жене Жаки. Анна-Мария была еще одной главной наследницей, но поскольку она находилась в психиатрической клинике, ее доля перешла к сыну, Рене-Луи Ревийону.

И Луи, предвидев, что сильные личности в его семье не сойдутся во взглядах, проявил предусмотрительность. В завещаниях было прописано, что если кто-либо из членов семьи оспорит право наследования, их доля будет аннулирована. Пьер чувствовал, что так и должно быть, и не собирался оспаривать желания брата. Но у него было сильнейшее опасение, что это может повлиять на нью-йоркский Дом.

В завещании 1935 года, составленном в Париже, Луи передавал все акции Cartier Paris Клоду, но не упомянул о своих крупных пакетах в других филиалах. Более позднее завещание, составленное в Будапеште в феврале 1939 года, вскоре после его сердечного приступа, также называло Клода главным наследником парижского бизнеса, но вновь не упоминало о его финансовом интересе к нью-йоркскому или лондонскому бизнесу. Для Луи будущее парижского дома, которым он управлял на протяжении десятилетий, было приоритетом. Зная, что «разделение в семьях приводит к разорению и несчастью», он приказал наследникам «поддерживать гармонию между собой, двоюродными братьями и сестрами». И даже оставил особые указания относительно того, что должно произойти, если один из них захочет отказаться от своих прав на парижское отделение. Как выяснилось, дело было не в том, что Клод не интересовался активами Cartier Paris, а в том, что он претендовал на акции покойного отца в Cartier New York.

Со своей стороны, Пьер полагал, что является законным владельцем пакета акций нью-йоркского филиала, принадлежавшего Луи. «За пятьдесят лет нашего партнерства… даже письменного соглашения не существовало», – писал он. Соглашение заключалось в том, что после смерти одного из братьев контрольный пакет акций должен быть продан другому брату.

Убежденный в своей правоте, Пьер чувствовал, что племянник ведет себя как «торговец коврами», оспаривая его точку зрения. По его мнению, Клод унаследовал долю покойного отца в парижском филиале и ему не стоило вмешиваться в дела Cartier в Нью-Йорке. Но вдова Луи, Жаки, настаивала на том, чтобы ее сын унаследовал все отцовские доли во всех филиалах. Для семьи это было тревожное и противоречивое время, дебаты затянулись на годы.

В разгар жаркого спора с Клодом Пьер обратил внимание на другого племянника – Жан-Жака, старшего сына Жака. Пьер едва знал его, но получал информацию от других. Дево сказал, что молодой человек серьезно относится к делу, Жако предположил, что он станет отличным дизайнером; а действия племянника на войне говорили сами за себя. Однако были и опасения. В Лондоне Беллендже чувствовал, что некоторые из старых служащих не слишком охотно соглашаются работать на человека, которому едва исполнилось двадцать. Они и уважали Жака, но почему должны испытывать те же чувства к его сыну? Отчасти в ответ на опасения Беллендже Пьер выступил с предложением создать международный комитет по управлению. «Дегекар», как его назвали, состоял из старших руководителей каждого филиала и должен был управлять глобальным бизнесом. И позволял Пьеру присматривать за племянниками. Подобная структура была не нужна в то время, когда бизнес управлялся братьями, но теперь, когда на сцену пришли представители разных поколений семьи, это стало насущной необходимостью.

В конце 1945 года, после того как Жан-Жак был демобилизован в последний раз, Пьер попросил его приехать в Америку. Он хотел ближе познакомиться с племянником, поговорить о будущем и лично убедиться в его мотивах и целях. Он планировал рассказать Жан-Жаку о своих идеях и объяснить, как важно работать вместе для поддержания международного бизнеса. Cartier London был для Пьера не так важен, как Cartier Paris, но он хотел убедиться, что дело в надежных руках. Для клиентов имя Cartier было определяющим, им было не важно, Европа это или Америка. Если Жан-Жак не добьется успеха в лондонском доме, это плохо отразится на всей фирме.

Жан-Жак вернулся домой осенью 1945 года другим человеком. Последний раз его