нога ступала на землю Англии шесть лет назад: он посетил родителей перед самым объявлением войны. Казалось, это было целую вечность назад. С тех пор он сражался, обучался у лучших ювелиров, потерял обожаемого отца, женился на Лидии и сам стал отцом. Жан-Жак вернулся в Англию 26-летним, с семьей – только для того, чтобы «найти свой дом Милтон-Хит в Доркинге… разрушенным». Его мать, Нелли, хотела отремонтировать его и переехать туда, но ее адвокат настаивал: послевоенные английские налоговые ставки уничтожат ее наследство. Ей посоветовали продать дом и переехать в Швейцарию. И это в ее 67 лет!

Не имея собственного угла, Жан-Жак и Лидия провели первые несколько месяцев в Англии, деля небольшой коттедж с конюхом и его женой. Позже они переедут в Сондес-Филд – в дом, который раньше принадлежал его сестре Элис. Но Жан-Жаку потребуется время, чтобы снова встать на ноги. Поскольку у него не было возможности забрать свои вещи из Милтон-Хит, он даже был вынужден написать властям просьбу о талонах на одежду, объясняя, что он и его жена пересекли Ла-Манш «только с самым необходимым».

Первое Рождество, которое они провели в Доркинге после войны, было скудным. И вскоре после встречи Нового года, 4 января 1946 года, Жан-Жак поднялся на борт «Сакраменто», большого грузового и пассажирского судна, направлявшегося в Нью-Йорк. Он ехал на встречу с дядей.

Из разговоров с Жан-Жаком Картье

Меня ужасно укачивало. Каждое утро корабельный стюард приходил ко мне в каюту с яблоком; каждый раз я послушно съедал яблоко и меня рвало. «Не беспокойтесь, сэр, – говорил стюард, – капитан тоже ужасно болен». Я в этом сомневался! Но все еще помню этот маленький жест доброты.

Жан-Жак не горел желанием ради встречи с Пьером оставлять жену в стране, которую она едва знала, но его мать, которая уже была в Нью-Йорке, чувствовала, что именно этого хотел бы его отец. Жан-Жак поселился у нее в Plaza, и она говорила с ним о необходимости верить в себя. У Нелли был контрольный пакет акций Cartier London: одолжив Жаку деньги на Cartier Ltd., она унаследовала его акции после смерти. Нелли знала: покойный муж предпочел бы, чтобы у руля стоял старший сын. И все же Жан-Жак нервничал; он хотел заслужить доверие Пьера, чтобы дядя осознанно выбрал его в качестве преемника отца. В то же время он так благоговел перед покойным отцом, что сомневался, сможет ли когда-нибудь занять его место. Он многому научился в Париже, но мало что знал о лондонских делах и боялся, что Пьер поставит его на место.

Ему не стоило волноваться. Раньше Жан-Жак находил дядю чересчур строгим, но тогда он был еще ребенком. Теперь они встречались на равных, и Жан-Жак понял силу, связывавшую братьев. Из того, как Пьер говорил о Жаке, было ясно, как горячо любил он младшего брата, как восхищался им. И в горе, которое разделяли, они были едины, возрастные барьеры рухнули. Пьер заверил племянника, что готов помочь ему всем, чем может.

Пьер пригласил Жан-Жака в свой кабинет для встречи с нью-йоркской командой. Он хотел, чтобы племянник увидел масштаб работы на Пятой авеню и оценил Cartier как глобальный бизнес. Он говорил о важности постоянных связей между тремя ветвями, делился своими планами, успокаивал: международный комитет по управлению предложит свою помощь, и есть один из братьев Картье, контролирующий весь процесс. Потом Пьер перешел к обсуждению предстоящих задач в Лондоне. Бизнес и производство драгоценностей во время войны прекратились. Теперь, когда воцарился мир, важно было продумать, как возобновить работу мастерских.

К тому времени, как Жан-Жак поднялся на борт корабля, возвращавшегося в Англию, он чувствовал себя лучше подготовленным к встрече с будущим. Пьер не упустил возможности напомнить, что он теперь – патриарх Картье, но также заверил племянника, что семейные узы превыше всего. Это было чувство, которое эхом отразится в его письмах в последующие месяцы: «Твое письмо подтверждает… мнение, которое я всегда имел о тебе. Ты настоящий Картье. Твоя привязанность подобна той, что всегда испытывал ко мне твой отец, и я отвечал ему взаимностью». Дядя дал свое благословение.

Век строгой экономии

В годы, предшествовавшие началу войны, Cartier London был на вершине. В то время как Америка боролась с последствиями Великой депрессии, а Франция столкнулась с политической нестабильностью, в Англии торговля предметами роскоши расцвела пышным цветом – благодаря коронации Георга VI и постоянному покровительству клиентов-махараджей. Ныне положение в стране диаметрально изменилось. Потратив огромные суммы на военные нужды и взяв крупные кредиты у Америки в виде низкопроцентных займов и программы ленд-лиза, Англия погрязла в долгах. Жан-Жак начал свою карьеру в стране, которая задолжала более 20 миллиардов фунтов стерлингов (около триллиона долларов сегодня); в разрушенном бомбардировками городе. Соединенное Королевство вышло из войны победителем, но те, кто ожидал, что жизнь быстро вернется в нормальное русло, были разочарованы.

На всеобщих выборах в июле 1945 года Лейбористская партия под руководством Клемента Эттли получила первое в истории парламентское большинство. К несчастью для торговли предметами роскоши, стратегия нового правительства состояла в резком повышении налогов. Она также сосредоточилась на увеличении экспорта, что привело к ужесточению нормирования, поскольку приоритет отдавался экспортным рынкам. Для нации «обходиться без чего-то» было приемлемо во время войны. Но мысль о том, что нормирование продолжится еще долго, возмущала людей.

Молодой Жан-Жак Картье в то время, когда он взял на себя управление Cartier London

Для ювелирной отрасли самым изнурительным из послевоенных действий правительства было повышение «налога на покупку». Введенный в 1940 году в качестве налога на продажу предметов роскоши, он продлится до 1973 года, имея разрушительные последствия. Ювелирные изделия были не только исключительно дорогими для производства, поскольку драгоценные металлы все еще находились в дефиците, но стали чрезвычайно дорогими для покупки. С 1940 по 1947 год, например, налог на покупку вырос с 30 до 125 процентов, что означает, что за каждые 100 долларов, потраченные на браслет, покупатель должен был заплатить еще 125. «Я боюсь, что дядя Пьер обнаружит, что условия для бизнеса здесь намного сложнее, чем можно себе представить издалека, – писал матери Жан-Жак Картье в июле 1946 года, ожидая приезда дяди в Лондон, – и как трудно бороться с нынешней бюрократией».

Жан-Жак начал с того, что созвал общее собрание компании на Нью-Бонд-стрит. Он ненавидел саму идею публичных выступлений, особенно перед группой старших сотрудников, но чувствовал, что это важно. После многих лет неопределенности и лишений он должен эффективно вести бизнес, а значит – «подружиться» со своей командой. «Джентльмены», – обратился он к сотрудникам, чувствуя их скептицизм. Многие из них не знали о нем ничего, кроме того, что он поступил в дорогую швейцарскую школу-интернат и теперь, в возрасте двадцати семи лет, возглавил бизнес. Он хотел показать, как серьезно относится к делу. «Несмотря на небольшой