Вспомнил свою, багровую от пальцев Татьяны, руку, которую она сжимала во время схваток и потуг. И улыбнулся — какая сильная его девочка!

Зверь ворохнулся, фыркнул — «Наша девочка!»

Пока не наша, Лобо. Она и не замечает, как он тихо сгорает рядом с ней, не чувствует, не откликается, вся — в детях. Где гарантия, что она захочет связать судьбу с калечным самцом? Только Луна знает, как ему хочется иметь право садиться на Танину кровать! И не только садиться. Но…

Отогнав мысли, Верховный сбежал с крыльца и поспешил к вертолёту.

— Без моего разрешения к Татьяне и детям не приезжай, — бросил он съежившемуся в кресле Кириллу. — И, лучше, даже не звони. Когда она сама тебя позовёт, тогда и я разрешение дам.

Дети не давали надолго отвлечься, Таня закрутилась с делами и заботами. На исходе третьего дня после визита бывшего, когда и малыши, и бабушки со Стасей уже спали, взгляд Тани наткнулся на сумку, сиротливо стоящую за креслом.

Это же та самая сумка, с детскими вещичками, что Василина оставила! Совсем про неё забыла!

Таня вытряхнула содержимое на покрывало и принялась перебирать. Связано и сшито добротно, вещи красивые.

Таня раскладывала их по кровати и, в какой-то момент, похолодела: одна пара пинеток, одни короткие носочки и одни — длинные, на манер чулочков. Одна нарядная, с вышивкой, рубашечка, один вязаный костюмчик, в единственном экземпляре кофточка и штанишки, шапочка — тоже, одна.

Она встала, прошлась по комнате, снова бросила взгляд на кровать.

Такое впечатление, что вещи готовились для одного ребёнка, но Кирилл знал, что у них родилась двойня! Не поделился информацией с матерью? Вряд ли, тем более что и беты знали. Матвей рассказал — они были на сходе.

Неужели, эти вещи вязали для другого ребёнка, но они не понадобились, и Василина, просто, передала их Татьяне? Луна, что случилось с тем малышом?

Таня вспомнила дополнение, сказанное бывшей свекровью «не побрезгуй».

Ждать утра не было сил, наспех надев куртку и шапку, Таня побежала к «мужскому» дому.

— Что случилось? — Матвей даже побледнел, увидев на пороге дома растрепанную Таню. — Щенки? Стася?

— Нет, ничего не случилось. Дети здоровы, все спят. Мне надо поговорить с Романом.

— С Романом? Да, конечно. Рома, выйди на кухню.

Роман, явно уже спавший, с красной щекой от отпечатавшейся подушки, приглаживая всклокоченные волосы, появился через несколько минут.

— Татьяна?

— Рома, ты, конечно, напрямую не контактировал с кланом Дёмина, но, может быть, твой прежний Альфа что-нибудь говорил? Случайно? В общем, ты не в курсе — в нашем клане никто ребенка не терял?

— В каком смысле? — со сна Роман не понимал, что хочет волчица.

— Ну, не доносила какая-нибудь волчица, скинула или щенок родился, но слабенький и не выжил. Ситуация, когда, ждали ребёнка, готовили ему вещи, но они не понадобились, потому что ребёнка не стало?

— Нет, не слышал, — Роман зевнул.

— Ладно, извини, что побеспокоила, — Татьяна повернулась на выход, ругая себя за мнительность.

— Вот, про Алексис говорили, что она щенная, а, потом, Амиро мне сказал, что пустая она и не было никакой беременности. Специально так сказала, чтобы Кирилла удержать, а то он охладевать к ней стал.

— Что? — Тане показалось, что её ударили. — Алексис сказала… Дёмину, что ждет щенка?

— Ну, да.

— А… когда открылось, что она не беременная?

— Не следил специально. Почти сразу, как она заявила о щенке, её Амиро в Канаду вызвал.

— Спасибо, — Тане хотелось завыть. — Пойду я, поздно уже.

Волки проводили её обеспокоенными взглядами.

— Я провожу, — подорвался Матвей.

— Тут два шага, — покачала головой женщина. — Не ходи, сама добегу.

Матвей отступил, сник.

Нет, не получается у него ничего — не видит его Татьяна, и Серая на Моррона не реагирует. Вернее, реагирует, как на родственника, хорошего знакомого, альфу её клана, но никакой заинтересованности, как самцом, нет и в помине. Кажется, он уже проиграл.

А Татьяна шла назад и размышляла.

Вот так, интуиция её не подвела — вещи готовились на одного малыша. Видимо, Василина принялась вязать да шить, узнав о беременности Алексис. Мнимой, но об этом стало известно много позже. И подумала — что добру, да трудам пропадать?

Татьяна решительно, но аккуратно, сложила всё назад в сумку и вынесла её в сени.

Пусть, она мнительная и неблагодарная, но эти вещи на своих детей не наденет!

Утром она спросила Насту.

— Не знаешь, куда можно девать ненужную одежду? Новую совсем?

— В церковь отнеси, матушка распределит по нуждающимся семьям, — отозвалась Настасья. — Что это у тебя, завелось, лишнее и ненужное, кроме бывшего?

— Детские вещи Василина привезла. Не лежит у меня к ним душа, хочу отдать.

— Давай, я с собой заберу, как поеду, а, там, Марье передам, она и отнесёт, — предложила тетя. — Только, Василина приедет, вдруг, спросит — где или искать начнет? Надеть, например, захочет?

Татьяна замерла — а, ведь, верно!

И идея с приездом свекрови уже не стала ей казаться неплохой. Что же делать? Светлана со Стасей уезжают в Уфу. Настасья — в Голышево. Баба Маша трудится без выходных, отгулы вырабатывает.

Таня растерянно посмотрела на замершую Настасью, и её озарило.

— Наста, а, давай, я вместе с тобой поеду! У тебя погощу или у Марии?

— Давай! — загорелась бабушка. — Правильно, пока мужик не поймет, что птичка может упорхнуть — он не растелится. Так и будет кругами ходить, вздыхать, да репу чесать. Удобств, правда, у меня немного, но нам же не привыкать?

— Конечно! — Татьяна засмеялась от облегчения и бросилась собираться. — Но, причем тут мужик? Я хочу развеяться, на людей посмотреть, по магазинам походить.

— Ну, да, — покладисто согласилась Наста. — В Голышево-то магазинов — тьма тьмущая! А людей — и того больше.

— У тебя погощу, и в Никишино поеду, к бабе Маше.

— Как скажешь, мне только в радость! Но, Матвей отпустит ли? Я же правильно понимаю — он тут за главного? А Андрей? Он без детей и дня не обходится.

— С Матвеем поговорю, а Андрею на вертолете плюс-минус пятьдесят километров — невелико расстояние. Захочет, и в Голышево прилетит, и в Никишино.

Матвею идея не очень понравилась. Вернее, совсем не понравилась.

— И, как ты, там одна будешь? Воду вручную таскать, туалет — на улице. До врача или помощи — полста километров? Нет, я — против.