Донесения, поступавшие от различных групп агентурных источников и руководства КГБ и ГРУ, делали упор на опасном курсе событий в Чехословакии. Тревожные донесения прибыли в виде подготовленного КГБ прогноза результатов съезда чехословацкой партии и меморандума двух ключевых антиреформистов — А. Индры и Д. Кольдера. Судя по всему, они поступили в Центральный Комитет 13–15 августа и были переданы в Политбюро как срочный материал. Бесспорно, сторонники военного вторжения использовали подобные донесения, чтобы укрепить свои позиции. В частности, анализ КГБ состава делегаций на 14-м Внеочередном съезде партии, а также донесения, переданные ведущими ортодоксальными чешскими коммунистами, поддерживали точку зрения советских агрессоров, что съезд приведет к поражению сторонников Советского Союза в Чехословакии.

В то же самое время штаб-квартира КГБ отвергала любые данные, противоречившие теории заговора, — например, переданные 34-летним Олегом Даниловичем Калугиным из Вашингтона, где тот был главой политической разведки. Калугин сообщал, что получил "абсолютно надежные документы", утверждавшие, что за политическими событиями в Чехословакии не стояло ни ЦРУ, ни какое-либо другое ведомство США. Вместо этого Калугин докладывал Центру, что Пражская весна изумила Вашингтон. По словам Калугина, по возвращении в Москву он обнаружил, что КГБ приказал, чтобы "мои послания уничтожили, не показав никому".

Вместо этого читателям донесений в КГБ сообщали о силе чехословацкой партии и что рабочий класс поддержит замену Дубчека и реформаторов. Председатель КГБ Юрий Андропов предупреждал о существовании крупномасштабного западного заговора с целью подорвать контроль коммунистической партии над чехословацкой госбезопасностью.

Кроме поставки информации — или дезинформации, — КГБ с целью оправдания агрессии также сфабриковал большинство "доказательств" существования западных заговоров против чехословацкого социализма. Нелегалам КГБ, засланным в Чехословакию, было приказано развешивать плакаты и лозунги, призывающие положить конец коммунизму и выступать за выход Чехословакии из Варшавского договора. Кроме того, КГБ дирижировал заброской и обнаружением арсеналов оружия, которые "Правда" объявила доказательством планов вооруженного переворота судетских реваншистов.

В то время как КГБ вел наблюдение за событиями в Чехословакии, ЦРУ и прочие спецслужбы США и западных держав пытались отслеживать развитие событии и оценивать вероятный курс действий Советского Союза. Информационная служба зарубежного радиовещания ЦРУ бдительно следила за чехословацкой и советской прессой. Дипломаты и офицеры ЦРУ, расквартированные в Москве, Праге и прочих восточноевропейских столицах, также доносили все, что могли выяснить западные агентства электронной разведки — в частности, NSA, GCHQ и BND, прослушивавшие радиопередачи с целью выявления передвижений войск.

Агентурных данных с советской стороны поступало крайне мало, но, согласно утверждению бывшего аналитика спецслужб. Восточная Европа представляла собой "решето". Восточноевропейские источники доносили о советской озабоченности событиями в Чехословакии; в частности, июльское письмо от советского руководства польской коммунистической партии указывает, что Советы озабочены развитием событий и решили перейти к действиям. Но ни один из источников не предупреждал о неминуемости вторжения. А донесения агентурных источников накануне вторжения "прибывали настолько медленно, что их ценность для текущих публикаций разведданных оказывалась весьма незначительной".

Спутники Keyhole фотографировали Чехословакию и прилегающие территории. Признаками надвигающегося вторжения, которые могли проявиться на спутниковых фотоснимках, были возросшая активность на аэродромах, отправка войск, обширная деятельность тылового снабжения и, наиболее явно, скопление войск близ границы Чехословакии. КН-8, запущенный 6 августа, действовал весьма скверно и сошел с орбиты через девять дней, так что ЦРУ было вынуждено полагаться исключительно на спутник регионального наблюдения КН-4В, запущенный 7 августа. Капсула с пленкой, сброшенная накануне 21 августа, принесла утешительные сведения, поскольку не показывала никаких приготовлений Советов к агрессии.

Когда же была перехвачена вторая, и последняя, капсула "Корона", она явственно показала приготовления Советов к вторжению, в том числе скопление войск. И хотя снимки оказались весьма ценными для тех, кто изучал процесс советской мобилизации, они не могли сыграть роль предостережения, потому что к моменту, когда была поднята вторая капсула, вторжение уже окончилось. Таким образом, вторжение в Чехословакию стало вторым военным событием за два года, явственно показавшим недостатки спутниковой фотосъемки, являвшейся весьма неоперативной.

Отчет Избранного комитета Палаты общин по разведке отмечал, что разоблачительные данные электронной разведки поступили в Вашингтон лишь после того, как чешское радио объявило о начале агрессии. В число упомянутых Комитетом разведданных могли входить перехваты, полученные на местах — возможно, западногерманскими станциями на границе. По словам одного из бывших работников спецслужб, в число этих перехватов входила радиограмма "Увидимся в Праге" радиста советской пехотной дивизии артиллерийскому подразделению.

Пробелы в данных технической разведки США привели к тому, что спецслужбы США в первые две недели августа потеряли след советских воинских формирований, двинувшихся в Северную Польшу. Директор ЦРУ Ричард Хелмс впоследствии заверял Президентскую комиссию советников по внешней разведке, что США показали бы себя гораздо лучше, "если бы мишенью была Западная Германия, а не Чехословакия".

И хотя не подлежит сомнению, что знание о планах нападения на Западную Германию сыграло бы грандиозную роль в попытке предотвратить подобную агрессию или нейтрализовать ее, сомнительно, что в данном случае стратегическое предупреждение о советском вторжении принесло бы Соединенным Штатам какую-либо пользу. На требование воздержаться от подобных действий Советы, вероятно, не обратили бы ни малейшего внимания. Более того, даже если бы чехов предупредили заранее, они вряд ли прониклись бы более горячим желанием ринуться в бой, чем тогда, когда стало ясно, что вторжение уже началось. Но некоторые специалисты полагают, что события в Чехословакии все равно означают провал американских спецслужб, даже несмотря на отсутствие убедительных сведений, которые могла бы предоставить агентурная, электронная или фотографическая разведка. В разведывательных кругах США в каждом агентстве лишь явное меньшинство полагало, что Советский Союз прибегнет к силе оружия, чтобы сместить чешских реформаторов. Ряд факторов убедил меньшинство, что вторжение неминуемо, в том числе масштабы наращивания войск, подготовки к вводу войск в Чехословакию, характер "учений" и внедрение военного и разведывательного персонала в страну.

Но в своих официальных прогнозах спецслужбы никогда не приходили к выводу, что шансы советского вторжения выше чем 50 на 50. Синтия Грабо, аналитик межведомственного Наблюдательного комитета, принадлежавшая к меньшинству, пришла к выводу, что провал был яркой демонстрацией хронической склонности спецслужб США ошибаться в сторону недооценки. Кроме неумения понять упомянутую здесь специфику, она также заключила, что своим провалом спецслужбы обязаны: