Кэролайн крепко сжала мою руку:

– Дорогая, это совсем не обязательно.

– Но ты столько всего нам подарила. Мне бы тоже хотелось что-нибудь тебе подарить.

– Ты сама была подарком для всех нас, особенно для мамы.

Мы продолжили полоть газон, а я подумала, что буду скучать по Вифлеему.

Спустя какое-то время Кэролайн повернулась ко мне и сказала:

– Знаешь, Кася, остался еще один вопрос…

– Какой?

– Я бы хотела с тобой кое-что обсудить.

– Хорошо, давай обсудим.

– Это касается одного… в общем, одного человека, которого ты когда-то знала.

– Ради бога, я не против.

– Вообще-то, это касается Оберхойзер.

Меня чуть не вытошнило от одного только упоминания ее фамилии. Чтобы сохранить равновесие, я оперлась рукой о землю.

– А что с ней?

– Мне очень не хочется даже произносить такое вслух, но мои источники сообщили, что ее, возможно, освободили до…

Я встала на ноги. У меня закружилась голова. Я крепче сжала совок в руке.

– Это неправда. Немцы не могут выпустить ее…

Мне стало нечем дышать.

– Насколько нам известно, это сделали американцы. Еще в пятьдесят втором. По-тихому.

Я быстро зашагала к дому, потом вернулась.

– Она все это время была на свободе? Зачем они это сделали? Был приговор суда…

– Кася, я не знаю. И русские, и американцы пытались заполучить знания немецких врачей, вероятно, мы попробовали такой способ. Как-то так получается, что Германия проигрывает все войны, а в мирное время одерживает над всеми победы.

– Твои источники ошибаются.

Кэролайн встала и тронула меня за рукав.

– Они считают, что власти Западной Германии помогли ей устроиться в Штокзее. Это на севере Германии. И вполне вероятно, что она снова практикует… как семейный врач.

Я отбросила от себя руку Кэролайн:

– Я в это не верю. Она убивала людей. – Я задрала юбку. – Это она со мной сделала!

Кэролайн шагнула ближе ко мне:

– Я знаю. Но мы можем с этим бороться.

Я рассмеялась.

– Бороться с ними? Интересно как?

– Для начала нам надо, чтобы ее кто-нибудь опознал.

– И этим кто-то буду…

– Только если ты сама захочешь.

Солнце выглянуло из-за деревьев, его лучи начали согревать мои плечи.

– Захочу? Ничего такого я не хочу. – Я забросила совок в ведро. – Как ты вообще можешь мне подобное предлагать? Чтобы я пришла с визитом к Герте Оберхойзер?

Мне вдруг показалось, что солнце начало по-настоящему припекать.

– Нам нужна фотография или оригинал рецепта из ее кабинета с образцом ее почерка и подписью. Без этого мы ничего не сможем доказать.

– Щелкнуть Герту Оберхойзер? Ты, наверное, шутишь.

– Я достану транзитные документы и деньги.

Она что, действительно просит меня поехать повидаться с Гретой Оберхойзер?

Я представила ее лицо. Ее самодовольную ухмылку. Скучающий вид. У меня скрутило кишки. Я даже испугалась, что меня вывернет на идеальный зеленый газон.

– Прости, ты была к нам очень добра, но я не смогу.

Я пошла по дорожке к дому.

Кэролайн не отставала.

– Иногда мы должны идти на жертвы ради большего блага.

Я остановилась и развернулась кругом.

– Мы?

Значит, Зузанна останется здесь в полной безопасности, а я одна отправлюсь на поиски Герты?

– Дорогая, прошу тебя, подумай над этим.

– Но…

– Не спеши с ответом. Идем заварим свежий кофе.

Свинья резко проснулась, с трудом поднялась на ноги и потащилась за нами к дому.

Мне было приятно сознавать, что Кэролайн нуждается в моей помощи, но она просила сделать невозможное. Увидеться с доктором Оберхойзер? Может, мне даже придется с ней заговорить? А вдруг она меня узнает? Помнит ли маму?

Кода мы подошли к дому, я поняла, что Кэролайн была права, когда рассказывала о розах. Стоило солнцу подняться выше, аромат исчез.

В Люблине меня ждали большие перемены. Я уезжала на несколько месяцев, а когда вернулась, возникло ощущение, что прошли годы.

Петрик получил от фабрики квартиру в пригороде Люблина и переехал туда с Халиной. Квартира была не больше кухни Кэролайн в «Хей», но зато своя. Мы жили там втроем. Ни папы, ни Марты. Зузанна осталась с Сержем в Коннектикуте. Целых две комнаты на троих.

Кухня очень компактная, там едва можно было развернуться. В свой выходной в больнице я сшила голубые занавески из льняной ткани с птичками по кромке – маме бы они понравились – и поставила на подоконник две маленькие бутылочки водки, которые мне дала в самолете стюардесса.

Петрик, как мне показалось, был рад моему приезду. Но скучал ли он? Муж ничего не говорил, а я не спрашивала. Во всяком случае, встречая меня в аэропорту с одной-единственной розой в руке, он улыбался. И я тоже улыбалась – у меня ведь был новый зуб.

Может, теперь все переменится? Почему я стесняюсь собственного мужа? И хожу я сейчас намного лучше.

Врач в Маунт-Синай дала мне таблетки от неприятного чувства тревоги, которое я время от времени испытывала. Но они уже закончились, так что иногда я становилась раздражительной.

Я настроилась все исправить, чтобы у нас с Петриком снова все было как до войны.

Однажды, уже ближе к вечеру, я заглянула к папе на почту.

Он передал мне через зарешеченное окошко посылку и шепнул, чтобы никто не слышал:

– Вот, успел забрать до проверки.

Посылка была обернута в коричневую бумагу и по размеру – не больше обувной коробки.

– Будь осторожнее с тем, что тебе присылают твои друзья.

Я посмотрела на адрес отправителя.

К. Ферридэй. 31, Восточная пятидесятая ул., Нью-Йорк, США.

Кэролайн предусмотрительно написала свой адрес, если бы она отправила посылку через консульство, ее бы сразу вскрыли. Хотя любые контакты с Западом считались подозрительными и таких людей заносили в отдельные списки.

– И вот еще письмо от Зузанны, – добавил папа.

Ему явно хотелось узнать, что за посылка и о чем пишет Зузанна, но я, ничего не объяснив, спрятала и посылку, и письмо под пальто и быстро пошла домой – благо теперь я могла ходить, как нормальные люди.