Ветер поднял на карнизе маленький торнадо из снежинок.

– Там разное случалось.

– Не хотите рассказать подробнее? Именно так это и работает.

Я убрала волосы со лба.

– Она просто исчезла. Помогала одному врачу. Тоже женщине.

– Та врач причастна к исчезновению вашей матери?

– Я не знаю.

– Никаких предположений?

– Все не так просто. Вы не понимаете.

Снег прилипал к стеклу, как будто хотел нас замуровать. Дышать стало тяжелее.

Только не сейчас. Только не здесь.

– Почти всех ее коллег казнили, а она – в тюрьме.

– Вас это беспокоит?

– Нет. Пока она в тюрьме – нет.

– А когда у нее срок заканчивается?

– Не раньше шестьдесят седьмого. К этому времени я со всем этим разберусь.

– Вам бы хотелось, чтобы ее тоже казнили?

– Нет.

Доктор Кражны удивленно приподняла брови:

– Почему?

– Она знает, что случилось с моей матерью.

– Вы любили свою мать?

– Естественно. И я была ее любимицей. Но какое это имеет отношение ко всему, что случилось?

Я ущипнула себя за руку, чтобы не расплакаться.

Доктор покачала головой:

– Этого я не знаю.

– И никаких догадок, доктор?

Кражны сняла очки и протерла линзы салфеткой.

– Если я что-то знаю, так это то, что неразрешенные вопросы могут губительно воздействовать на психику человека. Они порождают враждебность. Разрушают отношения между близкими людьми. – Она снова надела очки и внимательно на меня посмотрела. – Миссис Баковски, я не часто даю советы своим пациентам…

– И не надо.

– Но вам повезло, что вы остались в живых.

– Повезло? – У меня вспотели ладони. – Я вас умоляю.

– Вы страдали, но сейчас живы.

– Иногда я об этом жалею. Вы не знаете, каково это.

– Я знаю, что вам больно, оттого что вы потеряли свою мать. И вы держитесь за эту боль. Ведь это все, что вам от нее осталось, не так ли? Если вы расстанетесь с этой болью, вы потеряете последнюю ниточку, которая связывает вас с матерью.

Я повернулась лицом к окну.

– А еще я знаю, что вам предстоит проделать большую работу. И придется очень постараться. В этом секрет успеха вашего выздоровления. – Доктор собрала свои бумаги в стопку и постучала ими по столу, а потом позвала: – Санитар, сопроводите миссис Баковски в ее палату.

– Я и сама могу добраться.

Доктор наклонилась в мою сторону:

– Послушайте, миссис Баковски, вы не выздоровеете, пока не доберетесь до истоков своего гнева. Я бы не закрывалась от сочувствия на вашем месте. Потому что вам очень нужна помощь.

На Рождество Кэролайн привезла нас в свой загородный дом, который называла «Хей». Это к северу от Нью-Йорка, в городе Вифлееме, штат Коннектикут. У Кэролайн слезы навернулись на глаза, когда она рассказывала нам о том, что ее покойный отец назвал дом в честь его фамильного поместья в Англии.

И еще она сказала, что на севере воздух чище, а это очень способствует оздоровлению организма. Наверное, так и есть, потому что вскоре я уже совершала короткие прогулки. Нам с Зузанной в «Хей» нравилось гораздо больше, чем в Нью-Йорке. Думаю, это из-за мамы Кэролайн, миссис Ферридэй. Она к нам с Зузанной относилась как к принцессам. С первой минуты, когда встретила нас на пороге своего дома в национальном польском костюме, и до расставания, когда мы уезжали в Калифорнию, миссис Ферридэй носилась с нами, как будто мы ее родные дочки. А чтобы мы чувствовали себя как дома, даже выучила много разных польских фраз.

Вы не представляете, как это чудесно – снова начать ходить, как все обычные люди! Миссис Ферридэй одолжила мне свою шубу, и мы, держась за руки, гуляли по ее поместью. Заходили в теплую конюшню. Там пахло лошадьми и сладким сеном, а через окна под крышей проникали косые лучи солнца. Потом отправлялись к домику Кэролайн, в котором она играла в детстве. Это была уменьшенная копия настоящего, там даже дровяная печка оказалась в рабочем состоянии.

Но как бы хорошо к нам ни относились, я все равно часто вспоминала Польшу и скучала по Петрику и Халине. Да еще Кэролайн выбрала себе Зузанну в любимицы и каждое утро вставала пораньше, чтобы попить с ней чая. Они сидели вместе на кухне, прямо голова к голове, делились своими историями и смеялись только им двоим понятным шуткам. Впрочем, это неудивительно – Зузанну все любили. Но при всей моей благодарности Ферридэй, я совсем не хотела, чтобы у меня отбирали сестру.

Я старалась думать о том, в чем мне повезло. Вифлеем – прекрасное место для празднования Рождества. Кэролайн устроила нам экскурсию по городу. Она возила нас в небольшой магазин братьев Меррилл на другом конце города, там даже зимой можно было купить дыню или зеленую фасоль. Мы ходили на службу в бенедиктинский монастырь Реджины Лаудис и слушали чудесные песнопения монашек-затворниц. Как-то в воскресенье у шофера был выходной, и Кэролайн сама повезла нас на мессу в своем длинном зеленом автомобиле. Машина была такой большой, что мы все, включая повара Сержа, легко в ней разместились. Кэролайн не отрываясь смотрела на дорогу и так крепко сжимала руль, что казалось – еще чуть-чуть, и она его сломает. Уже потом миссис Ферридэй мне рассказала, что, если по городу проходил слух, что Кэролайн села за руль этой машины, местные жители старались держаться подальше от дороги.

Но больше всего мне повезло, что мы остановились в «Хей». Это был самый прекрасный дом из всех, что я видела в своей жизни. Высокий, белый, с черными ставнями, и места в нем хватило бы на семью из десяти человек. Мебель была довольно старая, но красивая, особенно мне понравились шторы с замысловатыми узорами, которые миссис Ферридэй сама вышила шерстяными нитками. В конюшне за домом держали трех лошадей, там же проживал кобель немецкой овчарки Лаки (мы с Зузанной сначала его боялись, но потом поняли, что он очень добрый и верный друг), много овец и кур и свинья, которая повсюду преследовала Кэролайн.

Кэролайн общалась с ней по-французски.

Например, когда свинья вперевалку тащилась сзади, она ей говорила:

– Идем, дорогая. Dépêchez-vous. Vous pouvez être beau, mais cela ne signifie pas que je vais attendre[46].

Эта свинья даже в дом иногда заходила. Тяжело так забиралась по ступенькам на крыльцо и шла в спальню Кэролайн.

В Коннектикуте Кэролайн была совсем не такой, как в Нью-Йорке. Она в синих джинсах и охотничьей шляпе убирала навоз и чистила конюшню. Однажды даже забралась на крышу со старым отцовским ружьем и палила по зайцам. По ее словам, в том году они чуть не весь латук пожрали. Вот вам и ответ на вопрос, почему эта женщина не замужем.